Гибель Айдахара

Шевельнулась в душе тревога, но сейчас же сменилась раздражением и злобой. До сих пор не привел почему-то свои полки рязанский князь Олег, застрял где-то в пути великий литовский князь Ягайло. Ничего! Когда Мамай покончит с князем московским, он непременно разорит земли рязанские и двинет свои тумены на коварного литовца. Ханы не прощают измены. Пусть, как и прежде, все трепещет перед Золотой Ордой.

С Красного холма было хорошо видно, как строились, готовились к битве русские полки. Вечернее солнце все ниже опускалось к краю земли, и розовый туман стелился над степью.

Опытным глазом воина Мамай без труда определил, что у русских около ста тысяч конных и пеших воинов. Значит, численный перевес был на его стороне.

С жадным любопытством следил хан за тем, как готовилось к битве войско московского князя: в центре встал большой полк, вперед выдвинулись передовой и сторожевой, обычное место которого позади главных сил. Теперь место сторожевого занял запасной. Справа и слева от большого полка встали полки правой и левой руки.

Без суеты выстраивалось русское войско. Мамай прислушался. Слитный, тяжелый гул тысячи голосов был подобен рокоту вздыбленных ветром волн. Он катился грозным валом над степью и разбивался о подножье Красного холма.

Снова мелькнула злая мысль о Ягайло и Олеге рязанском. Что задумали коварные гяуры? С Олегом все понятно. Он боится Орды, но не менее страшны для него и свои, русские, а вот почему медлит литовец? Ему ведь даже во сне снится гибель русского войска? Что же тогда он не спешит, а ведет все время свою дружину поодаль от московских полков? Разведчики донесли, что теперь он вовсе остановился в однодневном переходе от места предстоящей битвы русских с ордынцами. Не в ворона ли решил играть великий литовский князь? Это было похоже на правду. И Русь ему ненавистна, и Орда. Сила у Ягайло немалая. Быть может, задумал он дождаться того часа, когда увидит на поле брани истекающего кровью победителя и, двинув на него полки, одним махом покончит с обоими своими врагами?

Солнце коснулось края земли, и красные щиты русских воинов, соединенные в одну бесконечную стену, особенно отчетливо стали видны на серой осенней равнине. С тоскливым, пронзительным криком метались в светлом вечернем небе испуганные кулики. Пришло время вечернего намаза. Все мусульмане, что были в войске Мамая, опустились на колени, обратив свои лица в сторону Мекки. Более ста тысяч молитв, торопливых и жарких, полетели одновременно к небу. И наверное, из-за этого аллах не сумел понять, о чем они, потому отвернул свое лицо от правоверных. Но никто в этот последний вечер, накануне битвы, о том не знал – ни хан, ни простой воин…

* * *

Ночь наступила рано. Она была по-осеннему холодна, и в темном небе ярко и пронзительно горели бесчисленные звезды. Отпустив после полуночи из своего шатра мурз, беков и темников, Мамай, зябко кутаясь в бараний полушубок, вышел на улицу.

Ночь дышала тревогой. В русской стороне было тихо, и хану вдруг сильно захотелось поверить в чудо, поверить, что войско московского князя неслышно снялось и ушло за Дон, но он знал, что это не так, – высланные вперед разведчики уже давно бы принесли ему эту радостную весть.

Хан обернулся. В его лагере было неспокойно. Даже в темноте угадывал он, как суетились внизу люди, как спешили куда-то всадники и натужно скрипели колеса арб. Редкие огоньки костров слабо мерцали в ночи. Все здесь привычно, все знакомо. Воин-степняк не думает накануне битвы о смерти, он верит, что завтрашний день станет для него днем богатой добычи. Так повелось со времен Чингиз-хана, так будет вовеки, если завтра аллах дарует им победу. О мертвых скоро забудут, и степь пришлет в войско новых джигитов, жадных до добычи и уверенных, что за них думает великий хан.

Завтра, на рассвете, начнется битва, и если победа будет за ним, Мамаем, ему больше не страшен никакой Тохтамыш. Удача смахнет его с лица земли, и вся Золотая Орда отныне будет принадлежать одному властителю – хану Мамаю.

Мамай опять посмотрел в русскую сторону. Неодолимая сила влекла его туда, где лежало поле, на котором сойдутся завтра в смертельной схватке две огромные и яростные силы. Куликовым полем называют его русские. Завтра травы, все живое и даже сама земля превратятся здесь в прах под копытами коней, под ногами людей. Кровь обильно польет поле. И даже через много лет будет всходить на нем лишь чахлая, неживая трава да белеть омытые дождями черепа и кости павших.

Тихо ступая, придерживая на груди полушубок, Мамай начал медленно спускаться с холма. Два великана туленгита из личной стражи молча последовали за ханом.

Мамай поднял лицо к небу. Холодно и колюче глянули в его глаза звезды. Он вдруг подумал, что, если бы сейчас потребовалось всю землю превратить в прах ради завтрашней победы, он не стал бы раздумывать и приказал бы своим воинам сделать это. Ради власти, ради золотоордынского трона, сыновья убивали отцов. Так имеет ли после этого хотя бы какую-то цену жизнь сотен тысяч воинов – своих и чужих?