Гибель Айдахара

Уединившись в юрте, закрыв тундык – отверстие для выхода дыма в своде юрты, – Мамай несколько дней пролежал на кошмах, не притрагиваясь к еде. Когда же он наконец показался своим близким, лицо его все еще было хмурым, но в глазах снова появилось властное выражение, а это значит, что к нему возвращалась жизнь.

Первое, что он сделал, – это послал гонца в Старый Крым, где находился посаженный им в свое время ханом Гияссидин Мухаммед. Гонцу было велено рассказать хану о том, как проходила битва, сколько пало в ней воинов и сколько ранено.

Этим поступком Мамай хотел показать Гияссидину Мухаммеду, что, несмотря на поражение, он по-прежнему силен и по-прежнему не считает себя обязанным повиноваться ему. Если хан хочет знать подробности, пусть сам приедет в ставку.

И еще приказал Мамай собрать на совет нойонов и старейшин подвластных ему родов. Очень хорошо знал он обычай степи, где малейшее проявление слабости могло обернуться непоправимой бедой. Увидев, что у повелителя сломаны крылья, его сразу же покинут даже те, кто еще вчера считался самым преданным и верным. Какой близкой была заветная цель стать единственным правителем Золотой Орды, вновь собрать под свою руку все растащенные чингизидами на улусы и ханства земли. Если бы не поражение от русских!..

Верные люди уже сообщили Мамаю, что Тохтамыш, узнав о том, что произошло на Куликовом поле, вошел со своим войском в земли, лежащие по берегам Итиля и еще недавно подчинявшиеся ему. Без битв и сражений стал он владеть тем, за что всю жизнь боролся Мамай. Он старался об этом не думать. Он верил, что все можно изменить, лишь бы не растерять то, что осталось, и собрать новые силы. А для этого нельзя было никому показывать свою слабость. Одно дело – потерпеть поражение, но заставить всех думать, что это случайность, и совсем другое – отказаться от борьбы, вызывая к себе жалость и презрение окружающих. По-прежнему рука должна быть твердой, речь властной, а поступки решительными.

Сейчас для пользы дела следовало забыть о Тохтамыше. Ничто так не возвышает в глазах людей, как победа над тем, от кого еще недавно пришлось бежать. Значит, снова следовало обратить свой взор в сторону русских княжеств. Русские показали, что вместе они сильны, но всегда ли они будут едины? Только теперь обязательно нужна победа, потому что второй раз подняться уже не удастся.

Еще не до конца придя в себя от поражения, Мамай думал о новой битве с русскими. Для этого он и велел собрать в ставку эмиров и старейшин родов.

Власть подобна соколу на твоей рукавице. Если умеешь им управлять, будешь разумен, то добычей твоей станет и свирепый волк, и красная лисица. Неумелое же обращение с птицей превращает ее железные когти в ничтожное украшение, и вместо добычи она начинает терзать падаль.

Мамай не был глупым правителем. Он умел подчинять себе людей, потому что умел побеждать врагов.

* * *

Одновременно с эмирами и старейшинами в ставку приехал Гияссидин-хан. Он был младшим сыном Бастемир-султана, ведущего свой род от пятого сына Джучи – Сибана. Широкоплечий, высокий, внешне сильный, Гияссидин был слаб душой и всегда робел перед Мамаем, сделавшим его ханом.

В двух соединенных между собой юртах собрались самые знатные люди кочевых родов, подчиняющихся Мамаю. Эмиры, батыры, бии в богатых одеждах сидели на разостланных кошмах, ожидая появления Гияссидина и Мамая. И когда те наконец вошли в юрту, собравшиеся поднялись и склонились в низком поклоне, приветствуя хана и правителя, которого давно между собой уже тоже величали ханом.

Гияссидин и Мамай сели на почетное место.

Муфтий Крыма красивым, бархатным голосом прочел молитву в память о погибших на Куликовом поле золотоордынских воинах.

Склонив головы, в напряженном молчании слушали собравшиеся слова, обращенные к богу, а когда муфтий умолк, провели в знак печали по лицу раскрытыми ладонями.

– Пусть услышат нас доблестные воины…

– Пусть земля им будет пухом…

– Пусть аллах откроет им врата рая…

Неслышно вошел в юрту темнолицый Кастурик-эмир и остановился у входа.

Глаза его встретились с глазами Мамая.

– Ты сделал то, что я велел?

Кастурик наклонил в знак согласия голову.

– Введите его.

Четверо нукеров втолкнули в юрту закованного в цепи могучего сложения человека. Густая окладистая борода ниспадала ему на грудь, лицо было исклевано крупными оспинами, а один глаз закрывало синеватое бельмо. Многие из присутствующих здесь знали косого Ивана. Он был русским купцом, торговавшим с Золотой Ордой. Не знали только эмиры, батыры и бии, что уже давно был этот человек глазами и ушами Мамая, не знали и того, что правитель Орды, несколько раз проверив его сообщения из Москвы и Рязани, во многом доверял ему. Именно Ивана спрашивал перед битвой Мамай о количестве воинов у московского князя, и тот твердо заверил его, что «у Дмитрия Ивановича более нет ни одного воина, кроме тех, что стоят на Куликовом поле». В суматохе битвы никто не заметил, куда делся косой Иван. Только случайно, при отступлении, наткнулся в степи золотоордынский отряд на купца и повязал его.