Гибель бога, или Сотворение человека

С Ольгой мне так и не удалось увидеться. В тот же день она погибла в автомобильной катастрофе. Это был удар для нас обоих. Я любил Ольгу и даже хотел жениться на ней. Павел был просто без ума от неё. С тех пор он совсем замкнулся, и мы уже почти не встречались. Но смерть Ольги примирила и сблизила нас снова. Он почему-то винил во всем только себя. Он был убеждён в своей вине, но толком ничего не объяснял. Иногда я думал, что это он же опять подстроил что-нибудь из ревности, но ему о своих догадках я не говорил, потому что видел, как он убивался из-за смерти Ольги. Вскоре мне пришлось уехать из Москвы. Это было связано с моей карьерой. Сначала мы с Павлом переписывались, а потом…

И вот, спустя 20 лет, я вдруг получаю от него письмо с настоятельной просьбой приехать. Это очень удивило меня. Все-таки 20 лет! Но и не менее заинтересовало. Само письмо показалось мне столь же странным, как и просьба, содержащаяся в нём. Во-первых, оно было напечатано на компьютере, а не написано от руки, как это обычно делал Павел. Правда, я отнёс это к веянию времени. За последние годы техника наша заметно поумнела. Но вот как можно было объяснить тот факт, что пришло письмо не из Москвы, а из Тулы? Это, во-вторых. Ну а в-третьих, что меня поразило более всего, в письме был намёк на то, что мой приезд связан с каким-то моим усопшим другом. В конце письма стояла приписка со строгим наказом позвонить перед приходом ровно в шесть вечера по телефону, номер которого был указан тут же, и ни в коем случае не называть ни имён, ни фамилий. Сказать только, что звонок на счёт усопшего друга. Это как бы пароль. Подпись Павла тоже была набрана на компьютере. Странно, что я ни разу тогда не усомнился в том, что письмо прислал Павел. Хотя номер телефона мне не был знаком. Да и об усопшем друге я, как ни старался, не мог вспомнить. Никакого усопшего друга у меня не было.

Странность письма давала мне полное право не срываться сразу с места очертя голову, а уладить сначала кое-какие неотложные дела фирмы. На это ушло дня четыре. Я решил, что уж если он послал письмо, а не телеграмму, да ещё через Тулу, то время у меня есть.

2

В Москву я приехал под вечер. До шести оставалось около часа. Из вещей я почти ничего не взял. При мне были только деньги и небольшой "дипломат". Раз уж в этом деле необходима особая конспирация (а из письма я сделал именно такой вывод), то и мне следовало соблюдать на всякий случай осторожность. Лишние вещи всегда мешают. Пошатавшись немного около билетных касс, стараясь затеряться в толпе, я перешёл с Ярославского на Ленинградский, а затем по подземному переходу на Казанский вокзал.

Ровно в шесть я набрал номер и сказал пароль об "усопшем друге". Всё это казалось мне какой-то игрой в Штирлица.

– Это ты? – послышался вдруг незнакомый хриплый голос в телефонной трубке. – Я ждал тебя. Давно приехал?

Я был удивлен.

– Только что.

– Ты где?

– На Казанском, – ответил я.

– Хорошо. Ровно в восемь выйди к центральному входу универмага "Московский". Там увидишь парня в красном мотоциклетном шлеме с чёрной полосой посередине. Подойди к нему и назови пароль. Он привезёт тебя.

– А что я здесь буду делать два часа? – спросил я недовольно. Эта игра в конспираторов начала раздражать меня.

– Погуляй, – ответил хриплый голос из трубки. – Сделай вид, что ожидаешь поезд.

Ещё два часа я блуждал по Москве около трех вокзалов и ругал Павла как мог. У меня было такое чувство, словно я участвую в государственном перевороте. В то же время я понимал, что это чушь, отчего положение моё становилось ещё нелепее. Может, Пашка совершил какое-нибудь преступление, думал я. Потом я сделал три звонка старым приятелям, но никого не застал дома.

Ровно в восемь у входа в "Московский" я действительно увидел парня в красном с черной полосой шлеме. С минуту я приглядывался к нему, наконец, подошёл и назвал пароль. Парень велел следовать за ним. Вместо ожидаемого мотоцикла, он подошёл к тёмно-синей "девятке" и открыл дверцу.

– Садитесь, – голос парня был мягкий, почти женский.

Ещё больше я удивился, когда он сел в машину, но так и не снял свой шлем.

– Это обязательно? – спросил я, указывая на его голову.

Парень молча посмотрел на меня сквозь затемненное стекло шлема, но ничего не ответил. Видимо, они все здесь чокнулись, подумал я.

Мы уже минут десять кружили по вечерней Москве. Парень молчал.

– Ты, наверное, агент 007, и тебе нельзя показывать свою знаменитую рожу?

Я раздражался всё больше и поэтому грубил. Но водитель не обращал на меня внимания, что злило меня ещё сильней.

– Интересно, как ты будешь разговаривать с гаишником, если остановят?

Ответа не было.

– Мне это надоело, – прошипел я. – Может, ты и есть Павел?

С этими словами я схватился за шлем и стал внаглую стягивать его с парня. В самом деле, я ведь не для того приехал, чтобы со мной играли в разведчиков и делали из меня клоуна.

– Не надо, прошу вас! – взмолился вдруг водитель. И взмолился, как мне показалось, приятным женским голосом.

– Ты… женщина?