Гибель богов

Жеривол нараспев рассказывал о жизни, прожитой умершим боярином, в особенности напирая на то, как Блуд чтил богов и старался услужить им. Слушали жреца уже не очень внимательно, потому что проголодавшиеся люди смотрели на пищу и питье. Холод отступил — мы расположились фактически на месте костровища, так что от разогретой земли поднимался теплый воздух.

На тризне полагалось много есть и пить, так что съестного тут было в изобилии. Память покойного нужно почтить неумеренными возлияниями и обжорством. Мне вспомнился сохранившийся обычай поминовения усопшего на кладбище, благополучно доживший до двадцать первого столетия.

Когда я был маленьким, мы с мамой ходили на могилку бабушки с дедушкой, и когда попадали на воскресный день поминовения усопших, я всегда замечал группы людей, которые выпивали и закусывали на могилах родственников. Языческое слово «тризна» не сохранилось, но обычай пить и есть на могиле сохранился, пройдя века.

Гости, справлявшие тризну, скоро сильно опьянели. Многие запели песни, посвященные умершим. Пели их хором, взявшись за руки и раскачиваясь взад-вперед. Я смотрел на измазанные черным пеплом лица дружинников и бояр, на красную охру, украшавшую физиономию Жеривола, и старался как мог подбодрить себя — зрелище было устрашающим.

Песни на тризне были веселые. В них говорилось о том, что Блуд славно пожил, был храбрым и удачливым. Говорилось о том, что он убил много врагов и оплодотворил много женщин, и из чресл его вышло множество будущих воинов, каждый из которых прославит имя Блуда. А еще о том, что теперь боги будут увеселять умершего боярина, и он получит в будущей жизни еще больше хмельного меда и женщин…

Я успел хорошо узнать Блуда и сильно сомневался в том, что обилие выпивки и возможность менять женщин как перчатки могла бы его сильно заинтересовать. Блуд намного опередил свое время, оттого мне и было так тяжело и тревожно остаться без него.

Когда тризна закончилась и ветер разнес над Днепром пепел, оставшийся от тел Блуда и других сожженных на погребальном костре, я отправился в терем, сопровождаемый толпой сильно подгулявших дружинников. Путь нам освещали факелами, однако слуги тоже сильно напились и постоянно роняли факелы на землю.

— А что делать с тем, с оставшимся? — спросил у меня Немига, когда я остался у себя на втором этаже один. Сославшись на усталость и опьянение, я отказался участвовать в выборе себе женщины на ночь, так что мне предстояло побыть в одиночестве. Хотелось обдумать свои будущие действия, хотя голова была дурная — вместе со всеми я выпил немало, уклониться было немыслимо.

— С кем? — тупо переспросил я, решив, что Немига тоже пьян и заговаривается.

— Ну, с третьим пленником, — пояснил тот. — Рогнеду ты взял себе в наложницы. Беглого раба ты отпустил и отправил жить к воеводе. А что делать с третьим? Он ждет своей участи.

Ах да, там же был и третий пленник… Как это я забыл? Рогнеда и Канателень меня интересовали, ими я и занялся. А третьего не знал, вот он и вылетел у меня из головы.

«Вот как быстро становишься настоящим князем и забываешь о простых людях, — подумал я и рассмеялся этой мысли. — Действительно, я повел себя как настоящий князь. А ведь бедняга все это время сидит в амбаре под стражей и гадает — казнят его или нет. А если казнят, то насколько страшной будет его смерть…»

— Что с ним делать? — задумчиво переспросил я. — Наверное, его нужно казнить. Причем немедленно.

В лице Немиги ничего не изменилось. Не дрогнула ни одна черточка, он остался спокоен, как прежде. Так спокоен, словно я только что высказал суждение о завтрашней погоде.

— Хорошо, князь, — ровным голосом сказал он. — Я распоряжусь, чтобы его сейчас же казнили.

Он чуть помедлил и, уже отворачиваясь, чтобы уйти, проронил:

— Хотя все уже, наверное, спят или развлекаются с женщинами. Придется мне сделать это самому, я почти не пил сегодня, и рука твердая.

— Постой, — запротестовал я, опомнившись и внезапно осознав, что сказанное мною глупое слово сейчас же будет исполнено самым серьезным образом. — Постой, Немига! Ты что, всерьез принял? Я пошутил, не надо его казнить прямо сейчас… Знаешь что, приведи этого человека сюда. А то я совсем забыл про него, неловко.

Слуга поклонился и пошел за пленником, а у меня появилась возможность еще раз задуматься о том, как мало стоит здесь человеческая жизнь. Ведь не останови я его, Немига спокойно и буднично сейчас пошел бы и перерезал горло совсем незнакомому и, скорее всего, невинному человеку. Зная нрав жреца Жеривола, я уже почти не сомневался в том, что и третий пленник, предназначавшийся в жертву богам, невиновен точно так же, как невиновны были Рогнеда и Канателень.

Приведенный пленник был совсем юным. Его бледное лицо было чем-то испачкано, и на миг я решил: это оттого, что мальчишка плакал от страха и размазывал слезы по щекам. Из-за ночного времени Немига решил проявить осторожность и не развязал пленника. Тот стоял передо мной со связанными за спиной руками.

В комнате царил полумрак — между мной и пленником горела плошка с фитилем, опущенным в деревянное масло.