Для нас победа в этом бою была вопросом жизни и смерти. Нам некуда было убежать – оставалось либо погибнуть, либо победить. Вот здесь и сейчас, на этом самом месте.
На носу струга я стоял в одиночестве. Рядом со мной в те минуты находился только Алексей – мой оруженосец. Юноша обнажил меч, и глаза его горели – больше всего на свете он желал вступить в битву. После случая со змеей, когда Алеша не растерялся и своим метким ударом убил щитомордника, я торжественно разрешил ему носить настоящий большой меч – боевое оружие взрослого воина.
А что же сейчас? Сейчас этот взрослый меч нужно было непременно обновить. Как? Меч обновляют лишь одним способом – убив врага. Но я знал, что Алеше Поповичу еще рано вступать в бой – он неопытен и слишком юн.
– Ты же не хочешь оставить меня одного? – сказал я, поймав его умоляющий взгляд. – Твой князь в опасности. В любой момент может случиться все, что угодно.
Это было правдой: все наши воины до одного побросали струги, грузы, шатры и сейчас сражались. Бились один на один и группами – большими и маленькими. Слышалось кряхтенье при ударе пики или меча, стон раненого, ржание умирающей лошади…
В центре побоища сверкала грозная секира Аскольда. В другом месте рубился грузный Свенельд, а чуть поодаль – во главе своих ратников могучий Овтай Муромец. Уж не знаю, сражался ли Текшонь или забился под какой-нибудь из стругов в поисках спасения…
– Вот теперь все и решится, – сказал я себе, дрожа от возбуждения. – Если мы победим – значит, неведомая сила и впрямь имеет намерение насчет меня. Значит, мне и вправду предназначено крестить Русь и стать Владимиром Святым – тем самым, который потом будет на иконах и на картинках в школьных учебниках. Ну а если нас сейчас всех порубят, тогда мы с Василием Ивановичем ошибались. Это будет означать, что ни к чему мы не предназначены, никаких планов у неведомой силы нет, да и самой такой силы не существует. А то, что произошло со мной и с господином Пашковым, просто какая-то игра времени, нелепая и трагическая случайность. Правда, мне-то от сознания этого будет не легче.
Зря я стоял на носу струга. Да еще так картинно, в красном плаще: сразу было видно, что князь. Понял я это слишком поздно, когда два греческих всадника внезапно отделились от свалки, в которой сражались, и поскакали прямо на меня.
Уже усталые от боя и разгоряченные кони греков храпели, с их морд слетала по ветру густая пена. Нацеленные на меня пики качались…
Когда я был школьником, к нам в класс перед 9 Мая приходили участники войны. Я хорошо запомнил, как один из них, сражавшийся под Москвой, рассказывал о том, что нет ничего страшнее, чем стоять в чистом поле и смотреть, как на тебя едет танк. Помню, что эти слова произвели на меня большое впечатление.
Так вот, говорю вам, что стоять и смотреть, как всадник на громадной лошади мчится на тебя, а его железная пика сейчас воткнется тебе в живот – очень страшно. Не знаю про танк, не пробовал, но качающееся острие пики показалось мне самым ужасным в жизни.
Противнее всего было то, что нельзя убежать. Во-первых, абсолютно некуда. А во-вторых, князь киевский не может бежать в бою. Я уже успел убедиться в том, что у каждого поступка князя есть свидетели. Были они и в этом бою. Если бы я попытался избежать боя, то, даже останься я потом в живых, это бы не имело никакого значения. Князем бы я уже не был.
Выхватив из перевязи меч, я спрыгнул на мелкую прибрежную гальку. Как это учил меня Свенельд? Ага, вот так выставить меч вперед под углом, и чуть присесть, согнув колени… Ну-ну, боевая стойка…
От удара первого всадника я сумел уклониться – попросту отпрыгнул в сторону. Пика вонзилась в борт струга с такой силой, что полетели щепы. Второй грек налетел на меня чуть с другой стороны, и его удара я не избежал – острие пики скользнуло по моей голове. Оно сбило шлем, который покатился по берегу, а я упал на спину, при этом сильно ударившись головой о камни.
Голова закружилась, все поплыло перед глазами – ноги обеих лошадей, борт струга.
Нужно было встать на ноги, хотя этого как раз совсем не хотелось. Хотелось закрыть глаза и смириться с судьбой.
Я вскочил, пошатываясь и стараясь унять головокружение. Меч я умудрился не выронить, так что имел возможность размахивать им. Видел я после удара плохо, а соображать вообще не получалось. Но не напрасно я старался работать мечом, потому что внезапно послышался резкий всхрап коня одного из всадников, и он встал на дыбы. Мой меч хоть и случайно, но сильно полоснул животное по боку…
Когда поцарапанный конь становится на дыбы, всадник на секунду-другую становится беспомощен. Он сидит на взвившемся коне и старается удержаться у него на спине. О том, чтобы отражать удары, а тем более нападать, в эти две секунды не может быть речи.