И тогда я решил, что меня попросту решили держать в отдалении от всех дел, общих для остальных Магов. За всем этим явно проглядывали козни Макрана и Эстери, но на них я махнул рукой. Куда больше занимало меня загадочное молчание Мерлина. Чем он занят, великий затворщик? Бродя по Земле десять веков своего наказания, я не раз ощущал на самом пределе оставленных мне чувств проносящиеся где-то в глубинах эфира отзвуки невероятных по мощи и изощренности заклятий Главы Совета Поколений. А сейчас, когда ко мне вернулась вся острота восприятия, я окреп и обрел новые силы, – все словно бы вымерло. И я махнул рукой – ничего иного мне не оставалось. Пока План не пройдет определенные стадии, я все равно не смогу противостоять объединенной мощи всего Совета. Я решил ждать. В этом, собственно, и состояла моя первая цель – заставить тех, кто против меня, действовать, проявлять себя.
Мы переходили из одной таверны Хедебю в другую, подсаживались к длинным столам, слушая разноголосую речь. Похвалялись своими подвигами и добычей на богатом Западе воины ярлов, большей частью зимующих в Хедебю, где тебя ни о чем не спрашивают – лишь бы ты исправно платил по счету. Встречались бежавшие от танов арендаторы, младшие сыновья богатых бондов, пришедших в Торговую Республику за счастьем... Время от времени попадался и торговый гость из Хранимого Королевства – эти держались гордо и отстранение.
Перед нами проходили чередой десятки лиц; сами мы носили личины богатого купца и его молодого подручного, ищущих надежную охрану для далекого и рискованного похода. Мы видели молодых и уже достигших расцвета; бывалых рубак и только-только выучившихся держать эфес;
побывавших в набегах во всех четырех частях Хьёрварда и только вчера покинувших родной дом.
Мало-помалу складывалась дружина – у Хагена от рождения оказалось удивительное чутье на нужных людей. Среди прочих прибились к нам и мрачноватый великан Фроди, и стремительный, порывистый Гудмунд, и иные – Лодин, Канут, Исунг; все отчаянные сорвиголовы, такие, кто разочарованно морщил лоб, услыхав, что речь идет всего-навсего о какой-то торговой экспедиции, и у кого вспыхивали глаза, едва они узнавали, что на самом деле мы идем пощупать мечом, огнем и стрелой мягкое подбрюшье Хранимого Королевства. За каждым оставался памятный след: убийство в случайной трактирной ссоре; игорный долг, многократно превышающий стоимость всего жалкого имущества проигравшегося; лихой ночной грабеж...
Мастера-корабелы строили по моему заказу два быстроходных воинских «дракона», оружейники без устали ковали доспехи и прочую справу. Зима проходила в беспрерывных трудах. Хаген, упорный, стремительный, непобедимый в схватках, несмотря на молодость, успел стать настоящим вожаком – мои уроки не пропали зря. Ему охотно повиновались, и до многого в повелевании людьми он дошел сам, без всякой моей помощи. В Хедебю сбивание подобных дружин и ватажек зимой – обычное дело; на нас никто из людей не обратил внимания, однако вот нелюди... Как-то под вечер явился сумрачный гоблин. Как он пробрался в город – осталось загадкой. Здесь его на каждом перекрестке подстерегала жестокая смерть, открой городская стража, кто он; однако же гоблин прошел и теперь просил взять его.
– Имя великого Хедина, Познавшего Тьму, в почете среди Ночного Народа, – тихо и хрипло говорил он, стоя передо мной на коленях, – имя друга Того, чье прозванье мы вечно будем произносить с великим благоговением. Нас осталось мало, мы прячемся по темным недоступным местам, наша жизнь лишена смысла... Мы хотим вновь обрести его.
– Где это ты выучился так складно говорить? – удивился я.
– Говорят, мой далекий предок командовал гоблинскими ратями нашего Отца, Ракота Благословенного. От Него самого тот гоблин получил знания. Большая часть утрачена, но кое-что удалось сохранить...
Мне стоило немало усилий мягко убедить этого гоблина не присоединяться пока к отряду Хагена, а исподволь собирать силы, чтобы, когда возникнет нужда, я смог бы призвать их.
Гоблин растворился в вечерних сумерках, а я еще долго после этого сидел в раздумьях. Конечно же, Ночной Народ ничего не знал ни о моем Ученике, ни о составленном мной Плане, но, наделенные от рождения удивительным чутьем на подвижки Равновесия, эти создания забеспокоились, хотя сами не могли объяснить причин своей тревоги. Слишком низко опустилась светлая чаша весов – объяснили бы мне в молодости; теперь-то я знал, что это совсем не так. Мне припомнились слова Сигрлинн: «Началось какое-то шевеление у самой Черты Мира... и это как-то связано с Ракотом». Быть может, связанный пытается освободиться или, по крайней мере, ощутить самое себя после очень, очень долгого развоплощения? Так или иначе, появление этого гоблина – косвенное свидетельство того, что Ракот действительно шевельнулся, что и почувствовали его прежние верные слуги.