Троих потерявших сердце и рассудок рабов стражники почти тащили волоком; оливковокожий шел сам, оскаля рот и, хрипя; я тоже что-то кричал, чтобы не слишком привлекать внимание своим спокойствием.
Подготовка к обрядам длилась долго. Нас вели через залы с рядами горячих котлов, полных курящихся, едва не кипящих ключом жидкостей, странных ароматных масел и иных веществ, названий которых я тогда не знал. Один из четырех невольных моих товарищей умер, не выдержав ожогов, – его проводили завистливыми взглядами.
Не стану описывать крики, терзавшие меня, когда стражники сталкивали людей в огромные медные котлы, как потом, вытащив, для забавы прикладывали к обожженным телам тлеющие головни, выхваченные из костров... Меня постоянно так и тянуло показать хоть малую часть еще доступной мне боевой магии, но я сдерживался. Что-то очень важное ждало меня впереди... в неясном и мутном облаке начала вырисовываться некая четкая сердцевина.
Потом было еще гнуснее и отвратительнее. Не стану говорить, что они делали с женщинами – этого не выдержит и самый прочный пергамент. Они отдавали их на поругание – нет, даже не людям, а... нет, нет, лучше не вспоминать об этом!
Нас ввели в центральный зал. Хозяин Горы постарался на славу, не пожалев сил на всякого рода огненные потехи, неописуемые и многокрасочные. Но я не смотрел на них – мой взгляд был прикован к высокому черному трону в дальнем конце, который от той двери, через которую нас ввели, казался совсем крошечным; на нем, едва заметно шевелясь, сидела некая фигура, словно подернутая туманной дымкой; я никак не мог разглядеть ее. У подножия была разбита огромная арена, посыпанная песком; слева и справа от нее – еще две такие же, но поменьше.
В общем, я не увидел ничего сверхъестественного – обычные, не слишком изобретательные признаки Власти, Силы и Жестокости.
Но я похолодел, и волосы мои встали дыбом, когда я понял, зачем вся эта череда бесконечных кровавых жертв, ужасная бойня, разворачивавшаяся передо мной. Людей топтали ноги ящеров; оплетали и выпивали кровь тонкие, но очень прожорливые змееподобные существа с алыми пастями; размалывали жернова исполинских мельниц, причем каменные круги и остро зубчатые шестерни двигались нарочито медленно. Кровь воистину текла реками...
Сначала я ничего не понял, пораженный и потрясенный. Лишь несколько секунд спустя я взглянул на этот зал иным, нечеловеческим зрением...
Легкий зеленоватый дымок рвался из раскрытых в немом вопле, изломанных мукой человеческих ртов. Он был знаком мне – исход Страдания, Ужаса и Боли. Как пар над полыньей, он поднимался вверх, и странные невидимые летучие существа с большими кожистыми крыльями ловили его у самого потолка огромными прозрачными мешками. Наполнив их, они скрывались в отверстиях ходов, что были в дальней стене. Я смог проследить и их дальнейший путь: пузыри невыразимого людского горя, и отчаяния крылатые прислужники изверга опускали вниз, куда стекала по бесчисленным желобам кровь замученных. Там за дело принимались иные создания, многорукие и многоглазые; кипела на медленном огне человеческая кровь, сквозь нее прогонялась в огромных прозрачных сосудах эманация людского страдания, все это смешивалось, изменялось, сгущалось... А получившееся подавали и огромных чашах устроившемуся на троне хозяину Горы. Он выпивал их, и на время слепящий огонь его четырех глаз становился просто нестерпимым; и рабов, и стражников, и палачей, и жертв начинала бить крупная дрожь, сотрясались стены, содрогались недра... Бог получал новую порцию силы.
Однако был в этом зале и еще один центр мощи – истинный, не нуждающийся в подобной поддержке. В каменную щель справа от трона был, воткнут недлинный меч голубой стали; от него волнами расходилась неколебимая, ровная сила. Мне хватило одного взгляда, чтобы понять: делали эту вещь не гномы и не Маги, быть может, кто-то из правивших здесь до прихода Молодых Богов... Вложенная в оружие мощь совсем не походила на ту, что я встречал в знаменитых магических мечах моей молодости, зрелости и изгнания. Что-то непередаваемо спокойное чувствовалось в этом мече; его ковали без темных мыслей о мести или о завоевании; сотворившие его руки просто любовались своим искусством – так показалось мне. И еще одно я понял тотчас же: вот оно, то оружие для моего будущего Ученика, которое я искал для него так долго.
Тем временем меня стали все настойчивее подталкивать к огромной мельнице, между чьих окровавленных жерновов уже исчезло трое приговоренных; рядом со мной стоял, глухо рыча и дико вращая глазами, один лишь светлокожий чужак.
Я не стал прибегать к магии, а просто выхватил из рук ближайшего стражника копье, древком отбросил его в сторону; потом, взявшись за колодку обеими руками, сломал ее так же легко, как будь бы она из сухой соломы; бросившегося на меня воина я швырнул прямо в медленно перетирающие добычу жернова, потом освободил и оливковокожего; махнув ему рукой – «давай за мной!», – я быстрым, но ровным шагом пошел прочь из зала пыток.