Гибель и воскрешение разведчика

С рассветом огляделись. Бой шел по всему берегу. Кое-где наши подразделения продвинулись на километр, а то и больше. Широкий фронт высадки лишал фашистов свободы маневра. Стоило им сосредоточить усилия на одном опасном участке, как тут же начиналось продвижение в других местах.

Ромашкин тоже воспользовался одним таким моментом и, несмотря на малые силы, ворвался во вторую траншею. Почти без потерь. Только при этом открылись фланги. Раньше крохотный плацдарм упирался флангами в Днепр, образуя что-то вроде дуги, теперь же, отойдя от реки метров на триста, разведчики и солдаты Пряхина были открыты с двух сторон. А тут еще начала гвоздить со все нарастающей силой немецкая артиллерия.

На противоположном берегу поняли, каково им, и заставили немецкие батареи ослабить огонь. Это было очень кстати. Бойцы опять принялись рыть «лисьи норы». Несколько человек Пряхин послал собирать трофейные автоматы, патроны к ним, гранаты.

– Теперь перебьемся! – сказал неунывающий сержант, подавая Ромашкину немецкий автомат и снаряженные магазины.

Буря в океане, ураган в песках, землетрясение в горах – если бы все это объединить, получилось бы, пожалуй, нечто похожее на то, что творилось здесь. Контратаки следовали одна за другой. Ромашкин едва успевал менять в автомате магазины. Даже пикировщики заходили два раза.

Появилось много раненых. Были и убитые. Из разведчиков погибли Цимбалюк и Разгонов. Василия тоже зацепило осколком в руку. Кончились бинты, перевязывать раны пришлось нательными рубахами.

Над Днепром плыла сплошная завеса пыли и дыма. Под прикрытием этой завесы с восточного берега попытались подкинуть подкрепление. Но вражеская артиллерия опять разнесла плоты в щепки. Только двое солдат вплавь добрались к Ромашкину. Мокрые, раненые, едва живые от усталости, они спрашивали:

– Ну, как вы здесь? Держитесь?

– Держимся.

– Вот и хорошо. Мы к вам, товарищ старший лейтенант, на подкрепление.

Василий невольно улыбнулся. Хоть и невелика помощь – два солдата, но они как бы олицетворяли порыв, которым были охвачены люди на том берегу. Больше верилось теперь, что оттуда поддержат при первой возможности.

По радио тоже подбадривали. Майор Гарбуз спокойным баском говорил:

– Передайте всем: форсирование идет успешно на широком фронте. Мы гордимся вами. Все вы представлены к правительственным наградам.

А гитлеровцы неистовствовали. Тоже понимали, что ночью сил на плацдарме прибавится, и старались ликвидировать его засветло. Атаковали уже и танками. Особенно угрожающее положение создалось на правом фланге. Ромашкин кинулся туда, но, пока добежал, опасность миновала. Рогатин вытирал взмокший лоб, а Саша Пролеткин нервно раскуривал цигарку. На дне траншеи валялись трупы фашистов.

– Паскуды, – дрожащим голосом ругался Пролеткин, – чуть не затоптали! Здоровые, как жеребцы!

Рогатин смотрел на своего дружка с восхищением, пояснил командиру:

– Когда эти гады свалились на нас, я троих на себя принял. А Сашок упал, будто мертвый. Лежит, шельмец, и снизу постреливает. Придумал же!

Саша, напуская на себя суровость, отпарировал сердито:

– Хорошо тебе, ты вон какой: махнул прикладом – бац! – двое лежат. А я что с ними сделаю? Один по мне пробежал, до сих пор вся грудь болит. Наступил сапожищем, чуть не растоптал! – Саша лукаво подмигнул. – Ну и я ему снизу в сиделку как дал очередь, так он из траншеи без помощи рук выскочил! Вон лежит. Ишь, харя до сих пор обиженная.

Ромашкин выглянул из траншеи, там действительно лежал рослый фашист в багровых от крови штанах.

Да, разведчики умели шутить даже в таком аду! И Василий был благодарен им за это. С такими людьми и в пекле не страшно.

В коротких перерывах между контратаками ребята успевали доложить ему обо всем, что заслуживало внимания разведки. Жук непрерывно передавал добытые сведения на левый берег…

С наступлением ночи через Днепр снова поплыли лодки, паромы, плоты. Фашисты отбивались отчаянно. Но с разбитых плотов уцелевшие солдаты выбирались только вперед. Недалеко от Василия разорвался снаряд. Опять оглушило. Стряхивая землю, осыпавшую его при взрыве, почувствовал – кто-то тянет за рукав. Перед ним стоял Жук. Его осунувшееся небритое лицо расплывалось в улыбке. Радист делал какие-то знаки, губы его шевелились, а слов Ромашкин не слышал, в ушах стоял звон.

Жук приблизился вплотную и крикнул в самое ухо:

– Всех нас к наградам представили! А вам с сержантом Пряхиным, наверное, Героя дадут. Точно говорю!

Ромашкин не верил: «Ошибка, наверное…»

А у Василия в ушах теперь не звенело, там будто свистел зимний ветер. Изо всех сил Ромашкин старался устоять на ногах, стыдно было падать: Жук может подумать, что от радости лишился чувств. Однако контузия брала свое, земля колыхалась, как плот на воде. Василий ухватился за край траншеи. И траншея раскачивалась вверх-вниз, вверх-вниз, словно качели. Наконец земля опрокинулась, и Ромашкину показалось, что он ударился спиной о твердое небо…