Гибель и воскрешение разведчика

Разведчикам казалось – склады рванули и брызнули огнем в небеса так, что было слышно и видно и в Москве, и в Берлине, а оказывается, ничего еще не известно даже здесь, в полку.

Ромашкин доложил о выполнении задачи и, кивнув в сторону «языка», добавил:

– Он все видел и может подтвердить. Это начальник караула.

Командир поздравил разведчиков с успехом, каждому пожал руку и пообещал:

– Всех вас, товарищи, сегодня же представим к награде.

Ромашкин смущенно покашлял, а потом, решительно вскинув голову, сказал Караваеву:

– Уж если зашел разговор о наградах, прошу вас, товарищ полковник, представить к награде парторга группы – рядового Рогатина. Если бы не он, мы не справились бы с задачей.

Линтварев так и всплеснул руками от неожиданности и весело сказал, обращаясь к Рогатину:

– Ну вот, а ты отказывался: «Говорить не умею!»

– Все он умеет, товарищ подполковник, и говорит лучше нас всех, только на особом языке, на языке разведчиков, – в тон замполиту шутливо сказал Ромашкин и серьезно добавил: – А насчет награды еще раз прошу представить рядового Ивана Рогатина к ордену именно как парторга.

И Василий подробно рассказал обо всем командованию.

* * *

Почти три месяца войска готовились к штурму Восточной Пруссии. Разведчики искали удобные подступы к обороне врага, уточняли расположение дотов, засекали огневые точки, выясняли, кто здесь обороняется, что замышляет. Тысячи глаз, приникнув к биноклям и стереотрубам, вглядывались во вражеские укрепления, изучали, оценивали, прикидывали, как их брать. Немецкие позиции фотографировали с самолетов, и, сравнивая снимки, в штабах следили за изменениями на фронте и в глубине обороны противника. В нашем тылу росли штабеля боеприпасов – снарядов, мин, гранат, патронов, – укрытые брезентом, замаскированные ветками. Ромашкин видел, как артиллеристы спорили из-за места – негде было ставить орудия. В распоряжении полка Василий насчитал почти пятьсот гаубиц, пушек и минометов – около двухсот пятидесяти стволов на один километр фронта!

Все эти три месяца Ромашкин чувствовал, что во всех звеньях их фронтовой жизни будто натягивалась какая-то внутренняя пружина, виток за витком, словно по резьбе. Эта пружина сжималась все туже, делалась такой упругой и сильной, что уже не хватало сил ее сдерживать. Нужна была разрядка. Нужен был штурм.

И штурм этот грянул в новом, 1945 году.

Накануне полковник Караваев строго поглядел на Ромашкина и сказал:

– Как собьем фашистов с этого рубежа, ты рванешь к реке Инстер. Даю тебе роту танков и взвод автоматчиков. Посадишь всех своих людей на танки – и что есть духу вперед! Пойми: все решает быстрота. Обходи фольварки, высоты, рубежи, где встретишь сопротивление. Уничтожение противника – не ваша забота. Оставляйте его нам. К исходу дня мы должны прийти к Инстеру. Сил в полку останется мало, и мне потребуются самые точные сведения о противнике. Если соберете их, мы переправимся через реку и захватим плацдарм. Вот полоса для действий твоего отряда. – Полковник показал на карте границы, отмеченные красным карандашом. – Понял?

– Так точно! – ответил Ромашкин и улыбнулся, чтобы командир полка видел: он идет на это задание уверенно, и нет оснований с ним так строго разговаривать.

Но у полковника перед наступлением было много забот, и на улыбку Василия он не обратил внимания. Его сейчас угнетала и злила мысль о недостатке автомашин. Караваев не сомневался, что собьет немцев с рубежа на участке, указанном полку. А как их преследовать? Машин хватит всего на один батальон, который можно пустить по следу отряда Ромашкина. Но этот батальон может увязнуть в бою, и развить успех будет нечем. Караваев стоял над картой у стола и, нервно постукивая по ней карандашом, говорил:

– Начнется старая история: мы выбьем их с одного рубежа, они откатятся на другой. И опять дуй-воюй с теми же гитлеровцами. Хватит так воевать! Все, кто противостоит нам, должны здесь и остаться! А уцелевших мы должны обогнать и выйти на следующий рубеж раньше их. Понятно? Есть у вас, господа фашисты, новые силы – давайте биться. Нету? Мы наступаем дальше. Понял?

– Понял, товарищ полковник, – ответил Ромашкин.

– А где и какие у них силы, будешь сообщать ты. Усвоил?

Ответить Ромашкин не успел: в комнату вошел Линтварев, за ним щупленький незнакомый капитан, на его гимнастерке – ордена Отечественной войны и Красной Звезды. Умные глаза капитана смотрели приветливо, с близоруким прищуром.

– Вот, товарищ капитан, гость к нам.

Ромашкин едва сдержал улыбку – только гостей не хватало сейчас полковнику!

– Это военный корреспондент, капитан Птицын.

– Алексей Кондратьевич, не до этого мне, – перебил Караваев.

– Я все понимаю, товарищ полковник, – сказал Линтварев настойчиво и твердо. – Капитану приказано написать статью о Ромашкине, поэтому я привел его к вам.

– Сейчас Ромашкину некогда беседовать с корреспондентом! – отрезал Караваев. – Он должен подготовить разведотряд и немедленно выступить.