13 марта всех содержавшихся в камерах одного отделения вывели в коридор, и прибывший Керенский торжественно объявил им об отречении Государя Императора от престола и о передаче Им верховной власти великому князю Михаилу Александровичу, а за отказом последнего образовавшемуся Временному правительству, министром юстиции которого он был назначен. Пресловутый деятель революции и тут не удержался от гаерства: обратившись к И. Г. Щегловитову и назвав его по имени и отчеству, Керенский сказал, что «они» не подражают прежнему режиму при содержании арестованных, в чем бывший министр юстиции может теперь сам убедиться. Новый невежественный глава судебного ведомства не потрудился узнать, что Петропавловская крепость никогда в ведении главного тюремного управления не состояла и что мы содержались на основании инструкции, утвержденной великим князем Владимиром Александровичем, по званию главнокомандующего войсками гвардии и Петербургского военного округа.
Через несколько дней солдаты 3-го стрелкового полка потребовали изменения указанной инструкций, причем мы были переведены на солдатское довольствие и лишены собственных постелей и белья.
Было бы справедливым отметить, что за все мое пребывание в крепости до 2 августа 1917 года я не слышал от солдат охранной команды, вновь организованной из выборных от разных полков, ни одного грубого слова, а часто встречал трогательную предупредительность. Однажды, в переходное время, а именно в период сформирования новой охранной команды, камеры окарауливались стрелками; когда один из них увидел некоторое мое нервное настроение и узнал, что таковое происходит от израсходования всех папирос, он, несмотря на поздний час, откуда-то их добыл и принес мне. Русский солдат остался неизменным! Сколько же трудов должны были приложить «военный министр» Гучков и его присные, чтобы превратить его в большевика.
2 августа, вследствие опасной сердечной болезни, я был переведен из крепости в хирургическое отделение Петроградской одиночной тюрьмы, а в начале октября под домашний арест. Здесь меня охраняли те же бывшие солдаты, служившие уже в милиции, которые, после захвата власти большевиками, в комитете комиссариата решили, что держать меня под арестом нет никаких оснований, и сняли с квартиры охрану.
25 октября произошел большевистский переворот, причем у меня дома не слышно было даже выстрелов, и я до августа 1918 года не испытывал никаких неприятностей и стеснений. Убийство комиссара Володарского вызвало жестокие репрессии против неповинных в этом деле офицеров и генералов; вместе с тем я узнал, что содержавшийся в частной лечебнице бывший министр Н. А. Маклаков, а также И. Г. Щегловитов, А. Н. Хвостов, А. Д. Протопопов и С. П. Белецкий были отправлены в Москву. Медлить было нельзя, и мне удалось при содействии добрых друзей бежать за границу.
16 августа 1918 года оставил я Россию, с тяжелым чувством сознавая, что старой России я больше никогда не увижу и что едва ли мне и моей семье придется когда-нибудь вернуться на родину.