Гибель империи. Тайные страницы большой геополитики (1830–1918)

С другой стороны, якобы Антанта планировала напасть на Германию несколько позже, и только дожидалась подходящего для войны момента. Причем такой момент мог наступить не ранее 1917 г. И как тут не вспомнить нацистские бредни о превентивном характере нападения Германии на СССР в 1941 г. Та же странная «логика» прослеживается и у советских историков по отношению к Первой мировой войне. Вильгельм якобы всего лишь упредил своих противников и просто был вынужден начать превентивную войну:

«Конечно, такая постановка вопроса была Антанте в высшей степени выгодна: публицисты и дипломаты Антанты, доказывая, что Антанта и не хотела и не думала нападать на Германию уже именно в июле — августе 1914 г., незаметно и ловко сделали отсюда вывод, что и вообще Антанта думала будто бы только о всеобщем мире и спокойствии, что она существовала якобы для обороны от германского властолюбия…

Здесь придется напомнить академику его же слова, что франко-русская военная конвенция 1893 г. была заключена именно в качестве противовеса, направленного против гегемонистских планов Берлина, и носила эта конвенция явно оборонительный характер:

«Франко-русский союз был дипломатической комбинацией, которая стала почти неизбежной после заключения в 1879 г. союза между Австрией и Германией, а в особенности с 1882 г., когда к австро-германскому соглашению примкнула Италия и таким образом возник Тройственный союз. Тройственный союз был явно обращен враждебным острием как против Франции, так и против России, и, конечно, был сильнее, чем Франция и Россия в отдельности. Положение Франции и России было тем более критическим, что как раз в 1880-х годах обе эти державы были в самых натянутых отношениях с Англией».

Сохранила Антанта свой оборонительный характер и после присоединения к ней Великобритании, о чем также пишет Тарле:

«Эдуард VII создавал ее (Антанту. — Авт.), а сэр Эдуард Грей (после смерти короля) поддерживал сначала как силу, так сказать охранительную, стремящуюся по своим заданиям держать Германию в твердо очерченных рамках и не давать ей возможности нарушить установившееся положение ни в Европе, ни на остальном земном шаре…»

Таковы факты, однако при таком их раскладе в воздухе повисала вся возведенная Ильичом идеологическая конструкция, которая оправдывала его борьбу за поражение царского правительства в войне. Впрочем, когда фактов нет, то их можно с успехом заменить домыслами, что советский академик от истории и делает:

«…Это не значит, что Антанта раз и навсегда отказалась от мысли при удобном случае и в свое время первой броситься на Германию, чтобы сломать ее экономическую и политическую силу. Но именно при том случае, который будет удобен, и в то время, которое должно было наступить далеко не сейчас. А пока — ждать и подстерегать Германию на ошибках и опасных шагах…»

Разумеется, из оборонительного характера Антанты вовсе не следовало, что со временем этот военно-политический блок не мог трансформироваться в наступательный, нацеленный на агрессию против Германии. Однако простор для гаданий на кофейной гуще в вопросе о том, что было бы, если бы… чрезвычайно широк. Тем не менее рассмотрим, имеются ли какие-либо доказательства того, что Антанта сама со временем действительно намеревалась напасть на Германию.

Чаще всего сторонники версии агрессивной природы Антанты указывают на наличие планов военных действий, направленных против Германии, и ее участие в гонке вооружения. Однако из этих фактов вовсе не следует, что эти меры предпринимались Антантой именно с целью подготовки будущей агрессии, а не для создания такой степени боеготовности русской и французской армий, которые сделали бы невозможной любую агрессию со стороны Центральных государств. Ведь Германия, в свою очередь, также участвовала в гонке вооружений, и при этом в арсенале немецкого Генштаба был весьма агрессивный план Шлиффена, который должен был обеспечить ей быструю победу в войне на два фронта.

Поэтому вряд ли можно всерьез принять тезис Тарле, что уже из самого факта слишком большой силы Антанты автоматически следовала ее агрессивность:

«…Короче говоря, противоречие, присущее Антанте, заключалось в том, что она была слишком сильна и что выжидание было для нее слишком выгодно, чтобы ее политика могла быть только "оборонительной"».

Прежде всего, Антанты в виде союза Тройственного согласия до начала Первая мировой войны в природе еще не существовало. На самом деле был франко-русский союз 1893 г., был англо-французский союз Сердечного согласия 1904 г., дополненный в 1912 г. секретной военно-морской конвенцией, и, наконец, было англо-русское соглашение 1907 г. Это соглашение касалось разграничения интересов России и Великобритании в Афганистане, Тибете и Персии, но оно, однако, никоим образом не являлось союзным договором и не обязывало Англию вступать в войну в случае нападения Германии на Россию. А самое главное, несмотря на все старания русской дипломатии, Лондон категорически отказался включать в соглашение какие-либо вопросы, связанные с Константинополем или с проливами.