Гибель империи

Один из исторических парадоксов в том, что премьер-министр Франции, завершивший войну в Индокитае, заключивший в 1954 г. соглашение с Хо Ши Мином и начавший масштабное наращивание французских сил в Алжире, – один и тот же человек – Пьер Мендес-Франс. Во время парламентских дебатов 12 ноября 1954 г. он сказал: «Пусть никто не ждет от нас какого бы то ни было компромисса, мы не идем на компромисс, когда вопрос стоит о защите внутреннего мира и целостности республики. Департаменты Алжира – часть республики, являются Францией на протяжении длительного времени. Между Алжиром и основной французской территорией никакой раздел невозможен. Никогда Франция, никогда любой парламент или любое правительство не откажется от этого фундаментального принципа».[58] Министр внутренних дел, впоследствии президент Франции Франсуа Миттеран был столь же категоричен. Он сказал: «Алжир – это Франция».[59]

Численность алжирских повстанцев была меньше, чем силы партизан во Вьетнаме. Алжир географически ближе к Франции. Там проживало более миллиона французских колонистов. Их лобби в метрополии было влиятельным. В стране были сосредоточены значительные ресурсы нефти и газа.

В мае 1955 г. французское правительство предприняло шаг, на который не решились кабинеты министров, ответственные за ход войны в Индокитае. Оно призвало 8 тыс. резервистов и обнародовало планы продлить срок службы 100 тыс. призывников. В августе того же года были ограничены отсрочки от воинской службы по призыву. В 1955 г. численность французских войск в Алжире увеличилась более чем вдвое – с 75 тыс. в январе до 180 тыс. в декабре. Осенью 1956 г. треть французской армии была сосредоточена в Северной Африке. К концу 1956 г. там служили 400 тыс. французских военных.

Большинство молодых людей, призванных в армию в соответствии с декретом от 22 августа 1952 г., были старше 23 лет, многие из них были женаты, имели детей, начали деловую карьеру. В 1914 г., когда во Франции в массовых масштабах призывали в армию людей среднего возраста, это прошло организованно, без общественного сопротивления. То, что родина в опасности, было понятно. В середине 1950-х годов война в Алжире воспринималась и миром, и французским обществом как колониальная, несправедливая. Никогда призывная армия не направлялась для ведения таких войн в то время, когда метрополия находилась в состоянии мира. В сентябре 1955 г. начались беспорядки среди призывников, направляемых в Алжир. В Винсенте, Наите, Марселе проходят массовые выступления протеста.

Призывники, как правило, не участвуют в активных боевых действиях. Их ведут Иностранный легион и военные-профессионалы. Основная задача призывного контингента – охрана ферм французов-колонистов. Тем не менее со времени направления призывников в Алжир общественное мнение во Франции по отношению к войне меняется. Жители демократической страны, даже испытывающие ностальгию по былому величию, не хотят посылать своих детей воевать ради сохранения фантома империи. В 1960–1961 гг., по данным социологических опросов, 2/3 французов выступали за независимость Алжира. На референдуме 8 января 1961 г. 75,2% населения страны проголосовало за то, чтобы дать руководству страны свободу действий при решении вопросов о формах ее предоставления.[60]

Собственно, ни Франция в 1960–1961 гг., ни Португалия в 1973–1974 гг., направившие в колонии крупные контингенты призывников для сохранения империи, не столкнулись с угрозой прямого военного поражения. Ничего подобного произошедшему в 1954 г. при Дьенбьенфу им не угрожало. Решение о демонтаже империи имело иные причины. Дело было во внутриполитических последствиях долгой, дорогой и кровопролитной войны, цель которой становилась все менее понятной обществу. Во второй половине XX в. империи выходят из моды. Идти умирать или посылать своих детей на войну, чтобы сохранить атрибутику былого величия, современное общество не считает нужным.

Решение о роспуске империи, поддерживаемое более 2/3 избирателей, даже во Франции с ее устоявшимися демократическими традициями далось нелегко. Меньшинство, активную роль в котором играли французские переселенцы из колоний, профессиональные солдаты, участвовавшие в войнах и считавшие, что их предали гражданские власти, создало в 1958–1962 гг. серьезную угрозу стабильности французских демократических институтов. Когда в 1958 г. радикальные националисты установили контроль над Корсикой, на вопрос о том, не собираются ли власти Франции восстановить порядок, используя силу, один из представителей французского Министерства обороны ответил: «Какую силу?». Он недвусмысленно заявил, что никаких вооруженных сил для пресечения мятежа у гражданских властей нет.