Гибель Иудеи

Не только в иудейском квартале, но и в богатых иудейских домах, в центре Рима, вечером в день триумфа никакого торжественного освещения не было. Сначала этому не придали никакого значения: мрачный вид жилищ у недавно побежденных лишь более возвышал ликование и радость победителей. Однако, несколько позже, когда у многих головы разгорячились вином, образовались группы молодежи, которые решили потребовать, чтобы иудеи зажгли в своих домах огни. Люди эти направлялись сначала к некоторым домам в центре, и, когда им угрозами удалось добиться желаемого, они решили проделать то же и во всем иудейском квартале. Они пробрались к тибрскому мосту, и, хотя здесь с утра поставлен был сильный отряд стражи, большая часть их успела перейти через мост без всякой задержки. Но в иудейском квартале дело приняло совершенно иной оборот. Крики и угрозы послужили сигналом вспышки той накипевшей злобы, которая с утра переполняла сердце каждого и с трудом сдерживалась. Населению квартала мало приходилось чем рисковать. Имущества у него не было, одна лишь жизнь, но и она после сегодняшних событий представляла немного цены. Вот почему в одно мгновение на римлян устремились с отчаянной яростью все — не только мужчины, но женщины и даже дети. С крыш, из окон, отовсюду летели камни, поражая пришедших. В скором времени весь иудейский квартал представлял из себя побоище. К пришедшим толпам римлян устремились на помощь новые, со своей стороны иудеи действовали с редким ожесточением и единодушием. Неистовые крики, брань, вопль женщин, плач детей — все смешалось в один нестройный гул, далеко разносившийся по ту сторону Тибра.

На помощь пришедшей толпе тотчас же бросились стоявшие у синагоги и в других местах отряды стражи, но темнота и узкие улицы препятствовали их действиям. С большим уроном солдаты принуждены были отступить и ждать подкреплений.

О восстании тотчас же сообщили во дворец. Веспасиан и Тит были огорчены тем, что торжество дня в самом конце было нарушено. Опасность была в том, что начавшееся восстание могло распространиться на другие кварталы, где жили иудеи.

Когда дальнейшие известия все более и более указывали на серьезность положения, Домицилла, волнуясь за участь Фебы, решила отправиться на южную часть Палатина, недалеко от которой расположен был иудейский квартал.

Она остановилась там и стала жадно прислушиваться к доносившемуся шуму, стараясь что-нибудь разглядеть в лежавших внизу мрачных рядах иудейских домиков. Вдруг послышались шаги, и она узнала Тита. Как только получено было известие о восстании, он тотчас же приказал принять самые строгие меры к тому, чтобы возможно скорее подавить его. На Палатин он пришел, чтобы самому следить, насколько опасную форму приняло восстание.

Тит, не узнав Домициллы, был, однако, удивлен, увидев на холме одинокую фигуру женщины. Домицилла, не желая, чтобы Тит узнал ее, при его приближении закуталась в плащ.

Некоторое время оба они стояли молча, устремив взгляды на ту сторону Тибра, за которой вырисовывались неясные очертания хребта Яникула. Ночь была тихая. Побоище, казалось, приходило к концу. Едва слышались отдаленные крики.

— Боже мой! — вдруг воскликнула девушка, непроизвольно. — Там пламя и клубы дыма.

Тит по голосу тотчас же узнал Домициллу. Над иудейским кварталом вздымалось громадное пламя. Багровое зарево зловеще осветило прилегающие дома, отражаясь в волнах Тибра.

Тит безмолвно смотрел на разраставшееся пламя, и лицо его становилось все более и более озабоченным. При такой скученности построек огонь перекидывался с дома на дом с поразительной быстротой. Через короткое время пламя, казалось, охватило весь квартал, представлявший теперь издали сплошное море огня.

Сострадательная Домицилла тут же начала возносить в мыслях самые горячие молитвы к Иегове, прося его защитить свой народ. В то же время она вспомнила недавний разговор про Иисуса Христа и начала молиться также и Ему, призывая и Его на помощь несчастным людям. В эту ужасную минуту, когда гибли дети и старики, ей хотелось лишь молиться, не, задумываясь, правда ли то, что о нем рассказывают, а Христос, судя по рассказу, был таким добрым и сострадательным.

И ее молитва, казалось, была услышана.

Пламя начало уменьшаться, ограничившись, по-видимому, лишь частью квартала.

— Опасность, кажется, миновала, — сказал наконец Тит. — Я думаю, что тебе нельзя долго оставаться под открытым небом. Могу я тебя проводить домой?

Долгое отсутствие Домициллы встревожило домашних, и на розыски было послано уже несколько рабов. Феба, успевшая незадолго перед этим возвратиться с похорон первосвященника, как только заслышала шаги госпожи, бросилась к ней навстречу.

— Ах, добрая госпожа, у меня все сердце перевернулось от страха, — говорила рабыня. — Сегодня для меня такой несчастный день, что я готова была думать о твоем долгом отсутствии Бог знает что!