Гибель Карфагена

В душе Хирама вспыхнуло и чувство жалости, и чувство презрения. Фегор не был воином. Он мог убить, но только не в бою, а из-за угла. Когда же смерть заглянула ему самому в глаза, он задрожал от ужаса.

-- Ну, хорошо! Говори, что хотел сказать, -- сказал Хирам.

-- Прежде чем умереть, я хотел спросить у тебя, любишь ли ты этруску.

-- Тебе что за дело? Но я отвечу -- нет. Мое сердце отдано приемной дочери Гермона, а не Фульвии.

-- Зачем же ты, рискуя собственной жизнью, спас ее?

-- Потому, что ей и ее семье я обязан жизнью.

-- Тогда убей, убей меня! -- с криком какой-то странной, полубезумной радости отозвался Фегор. -- Я умру счастливым!

-- А ты, собака, ты, шпион, ты думал, что она полюбит тебя?

-- Да. Я думал, что она будет моей. Подожди еще минутку. Когда увидишь этруску, передай ей, что сегодня... Она не пришла в дом своей матери, а я был там и ждал ее. И я убил ее мать!

-- Убийца! -- вскрикнул Хирам, бросаясь на врага. -- Умри же!

Но его меч рассек воздух: передохнув и собравшись с силами, Фегор, ловкий и увертливый, как угорь, прыгнул в воду, и волны скрыли его от глаз карфагенянина.

Напрасно Хирам вглядывался налитыми яростью глазами в бушующее море: он видел только круговерть с шумом и стоном разбивавшихся о камни мутных волн с седыми гребнями.

Простояв не меньше четверти часа на том месте, где разыгралась драма, Хирам вложил меч в ножны и вернулся к шлюпке, а потом добрался и до гемиолы.

-- Если только он утонул, -- бормотал карфагенянин, -- тогда и моя тайна умерла вместе с ним, и мне нечего бояться в Карфагене. Но что же будет с Фульвией? Бедная девочка! Пока не надо ей говорить, что этот шпион убил ее мать.

С утра гемиолу опять принялись осаждать покупатели тирских товаров. Запасы быстро уменьшались, и на борту судна оставалось ничтожное количество пурпурных тканей, ваз и статуэток, когда к гемиоле подошла богато убранная лодка, в которой сидела молодая девушка поразительной красоты.

Увидев ее, Хирам оживился, а Фульвия непроизвольно схватилась за сердце трепещущей рукой.

-- Это она? Та, которую ты любишь? -- спросила Фульвия Хирама, спешившего навстречу гостье, уже поднимавшейся по сходням.

И потом прошептала побледневшими губами, поникнув головой:

-- Она хороша, она прекрасна. И она -- одной крови с тобой, не дитя другой расы, другого народа. Так -- лучше!

-- Что ты говоришь, девочка! -- откликнулся на ходу Хирам.

Но Фульвия не ответила.

Карфагенянка Офир, еще на подходе к гемиоле, увидела и Хирама, и стоявшую рядом с ним девушку. Она заметила, как хороша собой этруска. И, едва ступив на палубу и оказавшись лицом к лицу с Хирамом, она произнесла голосом, в котором звучали и тревога, и горечь:

-- Разве тирские мореходы имеют привычку с собой на кораблях возить женщин?

Хирам с улыбкой объяснил маленькой ревнивице, кто такая Фульвия и как она попала на борт гемиолы.

Рассказ взволновал прекрасную Офир, но, по-видимому, не рассеял ее подозрений.

-- И ты из-за какой-то рабыни рисковал своей жизнью? -- спросила она, пытливо всматриваясь в лицо любимого человека.

-- Я думал, ты скажешь, что я сделал как надо! -- огорченно отозвался Хирам. -- Рабыня! Она не была рабыней, когда спасала и укрывала, выхаживала и лечила меня. Не будь ее, я не стоял бы тут перед тобой. Я бы уже давно был в стране теней.

Взор карфагенянки смягчился.

-- Я была не права! -- пробормотала она. -- Но не гневайся на меня. Знаешь, кто любит так, как люблю тебя я, тот боится потерять любимого человека. Я испугалась мысли, что, может быть, эта девушка тоже имеет право на твою любовь. Приведи ее ко мне. Я хочу взглянуть ей в глаза. Доверь ее мне. Если ты не любишь ее, я не буду бояться держать ее около себя. Я дам ей надежный приют и убежище у себя.

-- А если ее опознают?

-- Ну и что! -- гордо подняла голову Офир. -- Кто осмелится взять ее у меня, приемной дочери члена Совета Ста Четырех? Я возьму ее с собой в У тику, и когда настанет час -- ты вызовешь нас обеих.

Хирам пошел за Фульвией. Но этруска, казалось, не услышала, когда он окликнул ее по имени. И только когда он положил ей руку на плечо, девушка, вздрогнув, оглянулась. Взор ее был полон тоски.

Фульвия! -- сказал, не замечая ее настроения, Хирам, весь охваченный чувством ликования, вызванного посещением гемиолы карфагенянкой. -- Пойдем, Фульвия! Моя гостья хочет посмотреть на тебя.

-- Зачем? -- спросила этруска.

-- Она боится, что ты меня любишь.

--Я... тебя... О!

Казалось, эти слова вырвались стоном.

-- Она ошибается... Я иду к ней! V ДОПРОС

Около полудня того дня, когда Офир посетила гемиолу Хирама и взяла с собой оттуда бледную и трепещущую Фульвию, несколько бедных рыбаков вышли с сетями в море на утлых челнах. Челны плыли мимо песчаной отмели, намытой волнами в нескольких сотнях метров от берега у гряды подводных камней.

-- Эй, на лодке! -- вдруг донесся до слуха рыбаков чей-то высокий и повелительный голос. -- Причаливай сюда!

Гребцы, вздрогнув от неожиданности, навалились на весла с явным намерением отогнать лодчонки подальше от отмели.

-- Именем Совета Ста Четырех! Повинуйтесь! -- прозвучал опять тот же голос.