Гибель Киева

Вроде всё шло по плану, и безоблачное небо сияло чистотой, однако где-то там далеко зародилось облачко тревоги. Александр пытался представить себе душевное состояние клиента. Внешне он производил впечатление стабильного человека, у которого в жизни всё действует по его раскладу и на всё навешены ценники. Например, цена вот этого интеллигента без связей, без хватки, без перспектив, а с одними знаниями и принципами – сто долларов, а вот того начальника райотдела милиции – сто тысяч. Без затей. И, надо же, такой сбой!

Нарисовался клиент по собственной инициативе. К Александру обратилась за помощью старая знакомая, по имени Полина, славная женщина, с вечно извиняющимся не известно за что лицом. К ней средь бела дня явился донецкий и без всяких предисловий о погоде и нынешней дороговизне предложил продать квартиру. Огромную, на третьем этаже всем известного дома на Крещатике, в том самом, где некогда размещался книжный магазин «Дружба», в котором в брежневские времена продавали книги из стран соцлагеря.

Нынешним пленникам интернета не понять той радости, которую испытывали киевские интеллигенты, добывшие там что-то польское о культуре Франции. А как иначе было прознать, что пишут, думают и рисуют в Европе? Разве что по нещадно заглушённым радиоголосам да через коммунистическую L‘Humanite. Посему среди продвинутых киевлян той поры почти не попадались люди, не умеющие читать по-польски. Иначе, считай, что над тобой захлопнулась крышка гроба.

Квартира ей перешла от мужа, собственного корреспондента московской центральной газеты. Местная власть таких представителей столицы империи побаивалась, ибо не имела над ними контроля, и всячески ублажала, вот и выдала жилье центрее некуда. Со временем муж поменял покорную Полину на строптивую секретаршу.

Постепенно квартира ветшала, но своего величия не теряла. Александр забредал туда пару раз и неизменно поражался непомерной огромности коридоров, чуланов и кухни.

Представитель города, прославленного миллионом роз и ста тысячами выброшенных в подъездах шприцов, уже прикупил соседнюю квартиру. Надо полагать, для его библиотеки она оказалась слишком мала, а может, и белый «Стейнвей» требовал большего пространства для лучшей акустики (знаете ли, звучание концертного рояля в комнате и зале разнится), и ему ничего другого не оставалось, как расширить свои владения за счёт соседки.

Женщина, с вечно извиняющимся не известно за что лицом, отказывать не умела. Да если бы и попыталась, вряд ли у неё это вышло. Уж таков он, дар убеждения по-донецки. И тут она вспомнила об Александре.

На предстоящую схватку Александр отправился со знакомым юристом. Всё было по-киевски: белая скатерть, душистый чай в расписанных кобальтом тонких фаянсовых чашках с золотыми ободками, абрикосовое варенье в розетках и неспешная беседа о похищенной у Паниковского тросточке.

И тут явился, именно не вошёл, а явился, Он. Стремительный и решительный. В изящную полоску костюм из холодной шерсти, штиблеты из крокодиловой кожи, галстук ручной работы, сорочка из тонкого голландского полотна, стрижка, зубы – всё дорогое.

Он не сел, не присел, не шлёпнулся, а водрузился на стул, предварительно отодвинув его чуть ли не в центр гостиной. Поставил на пол спортивную сумку. Закинул ногу за ногу, и вместе с обнажившейся между носком и манжетой брюк полоской голого тела наружу вылез уровень его вкуса – галстук был синий, а носки коричневыми. Он обвёл присутствующих цепким чёрным взглядом, задерживаясь на мужчинах, будто пришпиливая каждому ценник.

– Я так понимаю: вы – в курсе. Тогда поехали.

Полина ещё не дала согласия на продажу, но согласие его и не интересовало. Юрист повёл было речь о процедуре оформления сделки, о том, кто возьмёт на себя бремя расходов и прочей казуистике. Как известно, донецкие порожняк не гонят, и Решительный (а он, кстати, и не представился) прервал эту бодягу:

– Понял. Значит так, – и он стремительно расстегнул молнию на сумке, – здесь двести пятьдесят штук зелёных. Это на всё. Я так понимаю: ты – юрист. Вот и подмажь кого надо. Будут волокитить – звони, – он вытащил из нагрудного карманчика сорочки визитку, на которой значилось: Эльвира Сидоровна и номер телефона. – Это моя жена. Оформлять на неё и связь через неё. Понятно?

Он поднялся, поставил сумку на стул, вытащил оттуда десять пачек зелёных денег, бросил на стол и стремительно застегнул молнию:

– Это задаток. И на расходы. Остальное – в обмен на документы. Через десять дней.

У такого всё схвачено, за всё заплачено. На земле крепко стоит: не боится таскать с собой четверть миллиона баксов (видать, сэкономил на обедах в заводской столовой). А тут какие-то киевские путаются под ногами. Ничего, скоро они будут ездить в центр на экскурсии.