Гибель красных Моисеев. Начало террора. 1918 год

«Ввиду того, что я лишен возможности, вследствие пребывания под арестом, произвести расследование, в каких банках заложено было и где, какое количество акций Русско-Балтийского судостроительного завода, то прошу выйти с просьбой к т. Урицкому или непосредственно Николаю Николаевичу Крестинскому о том, чтобы эти сведения, самые подробные, с указанием имен акционеров и их адресов были доставлены к Вам в отдел для определения того, кому сейчас принадлежит предприятие(курсив наш. — Н.К.), а то может оказаться, что Комиссия, разделяя точку зрения ВСНХ, тем не менее будет работать во вред республике» ^{202}.

Мы специально выделили слова о необходимости определения того, кому сейчас принадлежит предприятие,чтобы не работать во вред республике.Это ведь только рядовым большевикам и простым рабочим могло казаться, что для революции не существует разницы между владельцами предприятий, что она борется со всеми капиталистами без исключения.

И нельзя сказать, чтобы записки эти не вызывали интереса у адресатов, но тут — нашла коса на камень! — ничего нельзя было предпринять для выручки агента. Моисей Соломонович Урицкий не реагировал ни на намеки, ни на просьбы.

«Товарищу Урицкому.

Ко мне обращается А.Ф. Филиппов с просьбой вникнуть в его положение, что сидит он совершенно зря. Не буду распространяться, пишу Вам потому, что считаю сделать это своею обязанностью по отношению к нему, как к сотруднику Комиссии. Просил бы Вас только уведомить меня, в чем именно он обвиняется.

С приветом,

Ф. Дзержинский» ^{203}.

Хотя в конце июля, когда была написана эта записка, Дзержинский еще не вернулся в ВЧК, но он по-прежнему сохранял свое влияние в партийном и советском аппарате, и Моисею Соломоновичу Урицкому следовал о. бы уважить его просьбу.

Однако он даже не удостоил Дзержинского ответом.

Вместо этого начертал на письме резолюцию «Байковскому», санкционируя тем самым применение к Филиппову испытанного в ПЧК метода.

Как отмечал Филиппов, «после ареста 9 июля, я просидел 10 дней на Гороховой, более 12 дней в “Крестах”, и вновь на Гороховой 10 дней, теперь препровожден в Дом предварительного заключения» ^{204}.С помощью этого метода следователь Байковский очень быстро привел агента Филиппова в надлежащее арестанту состояние.

В первые дни после ареста он составлял достаточно надменные заявления:

«В ЧК Петроградской коммуны

следователю т. Байковскому

от сотрудника ВЧК А.Ф. Филиппова,

Кресты, камера № 43

Покорнейше прошу прибыть в Кресты и допросить меня на очной ставке с теми заключенными по делу “Каморры народной расправы”, которые имеются в виду при следствии.

Я имею право рассчитывать на особое внимание к моей просьбе, потому что не являюсь рядовым арестованным» ^{205}.

Но уже начиная с августа тон писем и прошений Алексея Фроловича Филиппова резко меняется, и если бы не подпись, то и не определить, что они исходят от секретного осведомителя самого Ф.Э. Дзержинского. Вполне можно было бы принять эти послания за слезные прошения обыкновенного арестанта…