Гибель красных моисеев. Начало террора. 1918 год

«Я кончил!» — «Правильно! Согласны». —
«Позвольте, все ль единогласно?» —
«Все! Все!» — «Тогда вопрос второй…
Где находиться епутатам?
И надоть ли ходить им в строй?
В окопы то ись? Или жить по хатам?
Прошу по очереди врать». —
«Позвольте мне тогда сказать…
Ребята! Что нам делать в ротах?
Аль там без нас народу нет?
Совсем не в наших то расчетах,
Довольно мы терпели бед!
Коль ты не выбран, ну и пухни
В окопах с вшами и цингой.
А мы туда уж не ногой,
Ведь наше жительство — при кухне!» —
«Ура! Качай его, ребята,
Сыцывалиста-епутата!»^{90}

Так и видишь, как по-доброму щурился Моисей Соломонович Урицкий, перечитывая эти стихи, — он не ошибся в выборе организатора погромщиков.

Передав бумаги Леонида Николаевича следователю Владиславу Александровичу Байковскому — двадцатитрехлетнему поляку, накануне, 20 мая, принятому в Петроградскую ЧК, Моисей Соломонович с легким сердцем и «добрыми глазами» подписал ордер на арест «всех мужчин» в квартире Солодова и в конторе по продаже недвижимости, где также подрабатывал Бобров.

На Николаевскую улицу — в квартиру Солодова — поехал товарищ Юргенсон, а на Невский проспект — товарищ Апанасевич.

Было восемь часов вечера…

Как мы уже говорили, сотрудник ЧК, загадочный Г.И. Снежков-Якубинский, который выдавал себя иногда за члена Совета рабочих и солдатских депутатов, иногда за директора фабрики, а то так и за владельца шоколадной, выполняя поручение Моисея Соломоновича Урицкого, добросовестно пас Л.Т. Злотникова перед арестом.

Он отобрал у Злотникова на четыреста рублей картин, но главного поручения — подложить печать «Каморры народной расправы» — выполнить не сумел. То ли замешкался, рассматривая картины, то ли Злотников что-то почувствовал и уже не отходил от «директора двух фабрик и шоколадной», но товарищ Юргенсон, производивший обыск в комнате Злотникова, так ничего и не обнаружил.

Забрав всю переписку Злотникова, он начал оформлять «арест всех мужчин». И вот тут-то и начались совсем уж чудные происшествия, никак не вмещающиеся в реалистическое повествование.

Как явствует из протокола обыска, «на основании ордера № 96 от 21 мая задержаны граждане: Злотников, Гроссман, Раковский, Рабинов…»

Однако из показаний Ричарда Робертовича Гроссмана мы узнаем, что его арестовали в другой день и в другом месте: «Когда был арестован мой хороший знакомый и приятель Солодов, я зашел на Гороховую, чтобы справиться о положении дел Солодова, и, совершенно ничего не зная, был арестован и посажен в число хулиганов и взломщиков, не чувствуя за собой никакой вины»^{91}.

Что же получается? Или протокол обыска товарищем Юргенсоном составлялся на следующий день после обыска, или вместо Гроссмана был арестован кто-то другой, назвавшийся соседом Злотникова — Гроссманом…

Еще более любопытны обстоятельства ареста Леонида Петровича Раковского.

Раковский — человек весьма темный и загадочный.

До революции он совмещал журналистскую деятельность с работой осведомителя, не гнушаясь при этом и шантажом.

Чекистам о сотрудничестве Раковского с охранкой стало известно из показаний З.П. Жданова, но на судьбе Леонида Петровича это разоблачение никак не отразилось. Вскоре он был отпущен с миром, хотя и Злотников подтвердил в своем «признании», что Раковский знал о «Каморре», знал, где находится печать, и т.п.

Это, конечно, наводит на размышления…

Казалось бы — секретный сотрудник охранки, посвященный в дела тайной погромной организации… Это ли не находка для чекистов?

И вот такого человека отпускают на свободу.

Объяснить это можно только тем, что Леонид Петрович Раковский сотрудничал и с Петроградской ЧК…

Но понятно и другое — товарищ Юргенсон, проводивший обыск, об этом не знал, как не знал и о том, что все дело «Каморры народной расправы» сочинено Моисеем Соломоновичем…

Судьба товарища Юргенсона печальна.

Использовав его «втемную» на провокации с «Каморрой народной расправы», через несколько недель Урицкий перебросит товарища Юргенсона на организацию убийства своего друга, Моисея Марковича Гольдштейна (Володарского).

В этом деле товарищ Юргенсон будет действовать еще более неуклюже, чем при обыске у Злотникова, за это вскоре и будет расстрелян по приказу кривоногого шутника из Петроградской ЧК…

Впрочем, это произойдет потом, а пока, выяснив, что товарищ Юргенсон не только не сумел отыскать печать «Каморры», но еще сумел и арестовать двух сексотов, Моисей Соломонович сильно огорчился.

Он понял, что немножко перемудрил со Злотниковым.

Ну да и что ж?

Как говорится у этих русских, первый блин-таки комом…