Гибель красных моисеев. Начало террора. 1918 год

Еще раз прошу Вас, товарищ Урицкий, исполните мою горячую искреннюю просьбу — освободите его во имя его тяжелого, болезненного состояния, во имя малолетних детей моих, меня и моих бедных родителей, могущих остаться без крова и куска хлеба, т.к. у меня ничего нет… Умоляю, не оставьте моей просьбы, а дайте возможность дочери бедного труженика отблагодарить своего мужа этим освобождением за все добро, им содеянное мне и моим родным.

Во исполнение моей просьбы буду вечно Вам благодарна.

Гражданка Анна Мухина»^{131}.

Легко представить себе изумление Моисея Соломоновича, прочитавшего это послание.

Ай-ай-ай… Эта глупая русская женщина даже и не поняла, чего он добивался от нее… Она даже не сумела выпытать у своего старого мужа, где его деньги! А ведь он, Моисей Соломонович, объяснял ей, что немножко из этих денег он, может быть, даст и ей с детьми…

От возмущения бутерброд, который кушал товарищ Урицкий, вывалился из пальцев, и на прошении осталось жирное пятно. Моисей Соломонович поставил стакан с чаем на бумагу — этот след тоже сохранился на документе! — протер платочком жирные пальцы и, заправив за ухо засалившийся шнурок пенсне, начертал на прошении: «К делу!»

Более прошений от Мухиной в Петроградской ЧК уже не принимали.

Да и зачем?

Ведь деньги Мухина отыскались — они лежали в банках.

Следствие, таким образом, было завершено.

Об этом и сообщили Анне Яковлевне Мухиной в конце 1918 года.

«После установления следствием преступления Мухина на капиталы его, находящиеся в Народном банке, наложен был арест, сам же Мухин по постановлению ЧК 2 сентября с. г. расстрелян.

На основании вышеизложенного Чрезвычайная Комиссия определяет: капитал В. Мухина, служивший средством борьбы с Советской властью и находящийся в Народном (бывшем Государственном) банке и во 2-м отделении Народного (бывшего Московского купеческого) банка, конфисковать, наложенный на него арест снять и деньги перевести на текущий счет Чрезвычайной Комиссии и настоящее дело дальнейшим производством считать законченным.

Копию настоящего постановления через домовую администрацию вручить Анне Яковлевне Мухиной, бывшей жене расстрелянного».

Вот, пожалуй, и все, что можно рассказать о «бывшей жене расстрелянного» Василия Петровича Мухина, просившей Моисея Соломоновича Урицкого как товарища, к которому можно обратиться с просьбой свободно, без страха, отпустить больного мужа ей на поруки.

8

Если мы сравним биографии Василия Петровича Мухина и Захария Петровича Жданова, также арестованного в эти июньские дни по делу «Каморры народной расправы», то обнаружим в этих биографиях «основного исполнителя» и «дублера» немало сходного.

Как и Мухин, Захарий Петрович Жданов был весьма состоятельным человеком. До 1913 года он даже держал в Петербурге банковский дом «Захарий Жданов».

Другое дело, что Мухин был богат от рождения, существовал «на личные средства, доставшиеся от отца, который в свою очередь получил их тоже от своего отца», а Захарию Петровичу Жданову в жизни пришлось пробиваться к финансовому успеху своими собственными силами.

«Я происхожу из крестьян Ярославской губернии, тринадцати лет отроду был привезен в Петроград. Образование получил на медные пятаки… — рассказывал он на допросе. — Я “сам себя сделал”. Исключительно своим трудом, своею русскою сметкою достиг до верхов коммерческого благополучия»…^{132}

Это, однако, не помешало им одинаково распорядиться своими состояниями.