Гибель Лодэтского Дьявола. Второй том

В домах же хладной порой бывало неуютнее и промозглее, чем на улице. Тогда как летом в Лиисеме надевали одно легкое платье поверх белья, то осенью или весной – уже два-три одеяния сразу, с наступлением дождей под верхним платьем прятали вязаную тунику или войлочную безрукавку, с зимним похолоданием утеплялись стегаными кофтами, платками, пелеринами, капюшонами, накидками на овечьем меху; выходя на улицу, кутались в плащи без рукавов. Ремесленники любили кафтаны – свободные распашные одеяния, благородные господа – короткие или длинные камзолы, сшитые в талию. Иные обеспеченные мужчины зимой в качестве верхнего платья предпочитали полукафтаны – нераспашное одеяние, подбитое и отороченное мехом, иногда мантии – просторные парадные плащи, как правило, нераспашные и с прорезями для рук, а также широкие, в складках, нарамники – накидки без рукавов и боковых швов. Дамы «модничали»: даже зимой носили чулки до колен, верхние платья без овчинного подбоя и короткие шубейки. Лишь с возрастом женщины смирялись с робой – платьем-балахоном, под какое надевали кофты, другие платья и толстое белье. А последнее, к возмущению моралистов, становилось всё прозрачнее и крошечнее. Вообще, видов нательной одежды придумали немало, но вслух о них не говорили и широких названий им не давали; дамы прятали «срамные покровы» от любовников и даже от мужей. Обобщенно и женское, и мужское нижнее белье делилось на сорочки, полотна-повязки, мешковатые исподники и маленькие трусы, какие мужчины грубо звали подштанниками, а стыдливые женщины приличным словом «пояс». Шнурок завязывался у мужских трусов спереди, у женщин – на правом боку. Такие предметы как рубаха, рубашка или нижняя юбка срамными уже не считались. И так как большинству горожан хотелось отличаться от сильван, то мешковатое, грубое, «благопристойное» белье уступало место изящному, тонкому, маленькому, плотно прилегающему к телу.

Несвободным землеробам нельзя было иметь иных облачений, кроме как из толстого льна и грубой шерсти. Третьему сословию, к какому принадлежали все свободные люди без привилегий, дозволялось носить парчи и камки до длины в палец; второму сословию (наместникам короля, герцога или маркграфа) – до длины в локоть. Мехом из соболя, горностая, куницы и северной белки получили право оторачивать убранство лишь аристократы из первого сословия. Вышитые, вуалевые, парчовые и тафтяные материи продавались на вес; атлас, бархат и полупрозрачный бельевой хлопок стоили от половины золотого альдриана за локоть. На цену влияли цвет ткани, ее мягкость и место производства.

Лиисем издревле славился в Мередее как центр ткачества. Здешние условия позволяли выращивать шелковичных червей, ткачи умело делали смесовые материи, красильщики окрашивали в яркие цвета даже лен. Обобщенно меридейцы делили ткани на четыре вида: полотно, сукно, шелк, парча. Полотно – это ткань, пропускающая свет; парусина – самое плотное полотно. Сукно – плотно сбитый материал, не пропускающий света. Шелк – нежные ткани с матовым блеском и отливом (бархат и атлас – это шелка). Парча – царская ткань с ярким блеском. Роскошная цветная ткань с узорами – камка, могла относиться и к парче, и к шелкам, и к сукну.

Элладанн разбогател на производстве дешевых сукон из шерсти с льняной ниткой в основе, и хотя к концу одиннадцатого века Аттардия всех потеснила на суконном рынке, до сих пор в городе начитывалось не менее двухсот мастерских, где шерсть чесали, ткали и валяли. Местные суконщики защитили себя законами, ведь были самой влиятельной гильдией, – никому кроме них нельзя было продавать в Элладанне ткани, любые, включая неотбеленный лен.

Ткачества не чурались и благородные дамы, вышивание или плетение кружев были их будничными занятиями, в замках аристократов содержались мастерские по пошиву одежд, так что Гиор Себесро не обслуживал знать. Его заказчиками были патриции, не уступавшие в богатстве иным баронам или графам, но вынужденные носить наряды, разрешенные для третьего сословия. Маргарита, благодаря супружеству с градоначальником, наместником герцога Лиисемского, переходила во второе сословие и могла иметь платья, намного лучшие, чем у супруги банкира. Радовало девушку и то, что никто из соседей теперь не подумал бы порицать ее за роскошное убранство: она была обязана заявлять о своем высоком положении. В остальных случаях лавочники брезгливо морщили лица, когда видели разряженную даму из своего сословия, даже благонравную супругу как-нибудь богача. Для них она была виновна в грехе сладострастия и подозреваема в разврате, тем более если была красива. Они уверенно изрекали: «Раз плечья в шелку, то меж ног всё в кошачьем меху». Щеголей, конечно, развратниками не считали: мужчина, зарабатывающий деньги, имел право тратить их на себя, тогда как жена выманивала у него средства тем самым «кошачьим местом» и губила похотью душу супруга.