Гибель Лодэтского Дьявола. Второй том

– Вот-вота, – поддакнула Ульви. – А ты для его будёшь самовой красившной, пущай прочие и лучшее. А ежели он любвит, то наглазеет тока на тябя, как Нинно на меня! Крашное сердечко мне поутру задарил!

Напоминание о кузнице было некстати: Маргарита занервничала еще сильнее.

– А, вота чего: он не смогёт бываться, – продолжала болтать Ульви, поглаживая живот, слишком большой для ее срока и худого тела.

«Боженька, спасибо за это!» – выдохнула Маргарита.

– Ужасть дюже как просил его извинять. А он хворый изнуреньем. А работов ныне во! – широко развела она руки. – Энто всё для войску. Не разобидишься?

– Нет, что ты – ответила Маргарита, опять принимаясь щипать свои щеки. – Пусть поправляется, ничего страшного…

– А ничё страшного, что я безмушней пойду? – тараторила Ульви. – А то мне все говорют, что лучшее б я в дому сталася. Ну энто – негоже без мушо-то, кода пуза экая. А я всем скажу, что ты моя сестра да любимишная подруга – и я тябя в замушничестве не брошу! А пиршство у градначальника! Как можно? Венчанье в храму Праматери! А я тама так ни разу и не набывала. Сиживай давай в дому! Ага! Но коли и ты так…

– Нет, – успокоила ее Маргарита. – Поступай как знаешь.

Ульви подняла голову, довольно заерзала на кровати и многозначительно посмотрела на Беати.

«Вота! – говорили круглые карие глаза Ульви. – Я былась правая! Нету здеся ничто неприлишного».

Беати, беззвучно отвечая, скривила пухлые губы: «Поглянешь еще – правая былась я!»

– Сватыыы!!! – донесся из коридора ор Филиппа.

Он впервые постучался, а затем его подстриженная и завитая как у Оливи голова высунулась из-за двери. Беати и Ульви стали помогать Маргарите закрыть лицо вуалью.

– Я сама, – отказалась она от их услуг.

Ее подруги удалились, хихикая и вытаскивая за собой любопытного Филиппа, что тоже надел новенький наряд, туго обтягивавший его детское тело.

Маргарита расправила вуаль на лице, еще раз поглядела на себя в зеркальце и замерла. Голос брата Амадея шептал ей на ухо: «Ему тебя не изменить».

– Да, не изменить, – сказала она своему отражению, превратно понимая слова праведника. – Госпожу второго сословия из меня не сделать. Как не рядись – я девчонка с улочки бедняков и неудачников.

Тут же она отмахнулась от таких суждений – всё же не с герцогом венчается, а Ортлиб Совиннак сам имел схожее с ней происхождение, значит, если она будет стараться, то справится. Маргарита еще раз посмотрела на свое лицо, закрытое полупрозрачной вуалью, закинула шлейф на левую руку, перекрестилась и с зеркальцем в руках вышла за дверь.

В гостиной Оливи впервые посмотрел на Маргариту с уважением, но это еще сильнее ее отвратило. И без слов она поняла, что сужэн более не считал ее дурехой и что он оценил ловкость, с какой она устроила себе жизнь с «богатым стариком». Гиор Себесро явился один, без спутницы, да и затяжелевшая Залия осталась дома с матерью. Черноглазый суконщик доставил красную телегу, привел несколько лошадей, одел всю родню и был готов дальше помогать своей новой семье, однако от него веяло равнодушным холодом. Там же, среди родни невесты, находился высокий, благородного вида молодой мужчина. При виде Маргариты его бесстрастное лицо не выразило ни единого чувства, кроме, казалось, скуки.

– Идэр Монаро, – представился он и поклонился. – Я буду сопровождать вас до храма.

Невеста и сват жениха первыми прошли во двор, а за ними все остальные.

«Гиор и этот мужчина, Идер, могли бы быть братьями, хотя ничуть не похожи, – думала по пути Маргарита. – У Монаро красивые, тонкие черты лица, Гиора же как будто наспех обтесали, а выражение их лиц одно: ни радости, ни огорчения… Маски, а не лица. И оба санделианцы».

В ее памяти всплыло название раны Иама – «санделианский поцелуй», но она лишь подивилась совпадению – санделианцев, подданных самого большого королевства Меридеи или имевших корни оттуда, по всему континенту насчитывалось несметное множество людей.

Дед Гибих, ожидая невесту около Звездочки, расчесывал бороду деревянным гребнем Ульви; более прихорашиваться он не стал: его коричневые кожаные чулки, порванные на коленке, воняли за пару шагов, за поясом привычно торчал топор.

– Пущай Боже подаст те счастия и любвови, девчона, – сказал старик Маргарите, целуя ее сквозь вуаль в лоб. – Ужо в сей-то разок, точна боле не воротайся. Звёздочку-то тока воротай – куды мне без ею?

Маргарита кивнула и обняла его. Теперь у нее будут породистые лошади, подобные гнедому рысаку Гиора: с лоснящимися боками и ухоженной гривой. Звездочка вместе со всем остальным уйдет в воспоминания о Безымянном проезде.

Идер Монаро подержал под уздцы кобылу, пока невеста садилась в женское седло (громоздкое сооружение с подушечкой на сиденье, тремя ступеньками, рогом-ухватом для правой ноги и полукруглой спинкой, за какую также можно было держаться). Дядя Жоль взобрался на красную повозку и взял поводья; к нему сели тетка Клементина, Беати и Ульви. Филипп поехал верхом и от такой почести делал важное лицо, хотя в седле держался неуверенно, а на лошадь даже с приступки еле-еле залезал.