Гибель на рассвете.Подлинная история убийства Гейдриха

Профессор Огоун снял очки, протер их толстые стекла своим батистовым носовым платком и снова надел на свой тонкий ученый нос. Он взял свою авторучку. Отвинчивая колпачок, заметил при ярком свете, что маленьких коричневых пигментных пятнышек на его руке стало как будто больше. Профессор вздохнул и подумал, что годы не красят человека.

Он открыл блокнот и начал писать быстро, но аккуратно, тщательно выписывая каждую букву, что всегда отличало его почерк. Он считал своим долгом записать и оставить отчет о происходящих в эти дни событиях. История все фиксирует в своем календаре насилия. Он не может изменить ход событий, в которые он, как и остальные, оказался вовлечен. Профессор Огоун изучал ситуацию объективно и беспристрастно, как какой-нибудь химик изучает химическую реакцию. Если опустить синюю лакмусовую бумажку в раствор кислоты, она станет красной. Если нагреть гремучую ртуть, произойдет взрыв. Уравнение и результат известны. Он наблюдал, как это человеческое уравнение составляется перед его глазами. И очень боялся результата.

Поэтому он должен был записать эту историю, пока не поздно. Он заранее выбрал место, где зароет свои записи — в одной точке на футбольном поле, где успешно выступает его младший сын в качестве правого полузащитника. Для хранения рукописи у него была приготовлена жестянка от бисквитов.

Даже если бы профессор знал, что во время последнего боя за Прагу футбольное поле превратится в горелое месиво, и от его бесценных бумаг в жестяной банке останется лишь горсть пепла, его бы это не остановило. Если бы он также знал, что многие месяцы в психиатрической клинике будет дрожать от страха за свою жизнь, то не отложил бы перо в сторону. Заполнение страниц красивым мелким почерком приносило какое-то успокоение его душе. Должен же был кто-то оставить отчет о том, что они собирались сделать, и о чем говорили там, в его столовой. А должен был сделать это не кто иной, как он, потому что он основательно верил в неотвратимость их задачи и в благородство их целей.

Индра помнит, что во время тех разговоров в столовой Ян возражал против того, что дядюшка Гайский все время употребляет слово «убийство». Сам Ян никогда не пользовался таким термином в связи с Гейдрихом. Индра понимал его чувства. Они с Йозефом думали об этом по-другому. Это была необходимая работа, как раздавить вредного слизняка или прихлопнуть муху, разносящую чуму.

Завтра, если все будет хорошо, двое из них будут стоять на трамвайной остановке в Холешовице и разрушительным шквалом пулеметного огня загонять их жертву в свой, заранее отведенный и специально подготовленный угол ада.

Убийство? Ну нет! Это просто тщательно организованное правосудие. Если какой-то человек и заслуживает смертной казни, то это рейхспротектор Чехословакии Рейнхард Гейдрих.

Возмездие? Так говорил дядюшка Гайский. Конечно, это будет возмездием. Это война. В драке случается всякое. Ян признался Индре, что иногда он сомневается, обладает ли дядюшка Гайский достаточной «ненавистью», которая в Яне и Йозефе действует как своего рода закваска, возбуждающая каждое их слово и дело. Может быть, он слишком ученый? Дядюшка Гайский не прошел тех горьких разрушительных испытаний, которым были подвергнуты Ян с Йозефом. С их прибытия в Прагу он был отличным «адъютантом», помогая им разными способами, и, очевидно, был так же предан, как и они, задаче уничтожения Гейдриха. Но по мере того, как акция становилась определеннее, его решимость начинала колебаться. Он все больше говорил, что дело надо «отложить».

Индра видел, как Ян отводит взгляд от дядюшки Гайского и смотрит в окно на голубое небо. Весна в Праге была в полном разгаре, и солнце прорывалось сквозь окно золотым потоком.

Этот поток разрезал точно пополам ковер в столовой, так что дядюшка Гайский, шагая, оказывался попеременно то в глубокой тени, то весь в золоте солнца.

Лейтенант Опалка, Валчик, Йозеф и Ян изложили свои точки зрения, а дядюшка Гайский продолжал стоять на своем. Индра понимал, что их уже ничто не остановит. Они и так долго ждали. Пулемет Стена и заряженный магазин уже были аккуратно уложены в сумку Йозефа. Две ручные гранаты лежали у Яна на дне портфеля, холодные, как огурцы, но значительно более смертоносные.

Индра принял этот факт, дядюшка Гайский — нет. Поэтому Индра, понимая его дилемму, позволял им продолжать разговор, хотя и знал, что время разговоров уже прошло.

Он навсегда запомнил их последнюю встречу. Комната, мебель, лица, горячие слова, аргументы и контраргументы запечатлелись у него в памяти с точностью стенографического отчета.

Он вспомнил события последнего месяца — все, что произошло после неудачного налета на завод «Шкода». Из Англии прибыл еще полный самолет парашютистов: три группы по три человека каждая были сброшены в лесном районе в восьмидесяти километрах к северу от Праги. Их нашли и всех препроводили в надежные места в городе. И только в последний момент произошла беда.