Нащупав ручку двери, она шагнула вперед. Услышала гневный бычий рев Флейшера, который прибежал обратно, услышав спуск воды в туалете. Потом пол начал идти вверх, и она увидела мучительный взгляд мужа. Если она и хотела утешить его ответным взглядом, только один бог знает об этом, ибо она рухнула лицом вперед и замерла.
Ата, с бледным от отчаяния лицом, глядя на свою мать, умирающую на полу, и желая, чтобы ее последние минуты были мирными, сказал с дрожью в голосе:
— Это — сердце! У нее часто бывают такие приступы.
Флейшер, опытный специалист в таких делах, обернувшись и выпучив глаза на Ату, спокойно сказал:
— Уберите его! Ему есть, что сказать нам.
Они не дали Ате времени забыть то, что он видел. Его привезли в управление гестапо в Банке и начали свои дьявольские манипуляции.
Ате был всего двадцать один год. Человек в этом возрасте может невероятно рисковать — хладнокровно и со знанием дела.
Он полетит в бой на самолете с фантастической скоростью. Он поведет танк сквозь огонь тяжелой артиллерии. Он выдержит обстрел глубоководными снарядами, заключенный в жестяную сигару на морской глубине в десятки и сотни метров. Но это — в горячке боя. Пытки — хладнокровные, компетентные и клинические — дело другое.
В подвалах Банка Печека была проведена первая психологическая атака. Допрос в комнате, запачканной кровью, с еще не высохшими следами человеческих мучений. Висящие на уровне глаз дьявольские орудия пыток. Садистски усмехающиеся в предвкушении пыток палачи.
Они вытащили его из постели. Мать умерла у него на глазах. Для него это было невыносимо — сидеть в ожидании физических мучений в то время, как погиб его самый любимый человек. Может быть, он, кроме того, затаил обиду — с той минуты, как у немцев оказался их велосипед. Может быть, когда погибла его мать, — погибла и его отвага, хотя сам он не сразу это понял. Он выдержал столько, сколько мог. Конечно, он этого не понимал, но от его выдержки зависело буквально все.
Они жестоко избили его отца, но он онемел, шокированный смертью жены. Для него жизнь была кончена. И он не стал комкать ее конец болтовней с наемными убийцами. Физическая боль была для него просто еще одним шагом на быстром пути к могиле. Он поднял на них немые и безжизненные глаза, и они быстро оставили его в покое. У них был большой опыт, и они умели различать, кто будет говорить, а кто — нет.
Они решили, что Ата говорить будет. Его били и пинали ногами. Ему грозили, на него кричали. А когда он достаточно ослаб, его поставили лицом к лицу с напуганным и избитым Чурдой.
— Вот, — сказал Флейшер. — Как видите, все здесь — у нас.
От вас мы хотим только получить подтверждение. — И постепенно, в ходе многочасового допроса, чтобы защитить себя от еще больших истязаний, чтобы получить небольшую передышку, Ата назвал свое имя.
Дядюшка Гайский только кончил бриться, а его жена готовила завтрак на кухне, когда раздался громкий стук в дверь их квартиры. Прежде, чем открыть, он посмотрел в дверной глазок и сразу понял, что все пропало. Как и тетушка Мария, он заранее проиграл в уме свои действия. Когда тяжелые сапоги начали выбивать дверь, он бросился в ванную. Как и тетушка Мария, он знал, что времени для прощания нет. В ванной он распахнул дверцу шкафчика. Он точно знал, где лежит капсула.
Он слышал, как треснула выломанная дверь, как один из ворвавшихся открыл огонь из револьвера, но не представлял себе, куда он стреляет. Потом они начали стрелять по ванной — в замочную скважину и сквозь дверную панель. Он почувствовал острую боль в руке и отскочил. Глотая маленькую коричневую капсулу, он видел, как кровь брызнула на пол из его разбитых пальцев.
Когда они на секунду остановились, он крикнул:
— Если вы прекратите стрелять, господа, я выйду.
Больше выстрелов не было. Дядюшка Гайский сумел открыть дверь. Он сделал шаг, и свалился на пол лицом вниз.
Они ругали и пинали его, но дядюшка Гайский не двигался.
Тихий скромный учитель, желавший, будь судьба милостивее, только учить ребятишек премудростям науки и правилам поведения, пожелал умереть, чтобы эти правила соблюсти. И он не достался им.
Сначала — тетушка Мария, теперь — дядюшка Гайский. Тетушка Мария ничего не сказала, и дядюшка Гайский тоже. Жена дядюшки Гайского не знала вообще ни о чем. Муж защитил ее от этого. Они доставили его тело в управление, но даже гестапо не могло вновь оживить его.
Теперь Флейшер, Панвиц и Янтур оказались в непростой ситуации. По телефону была поднята тревога в гестапо в Пардубице, и там бросились производить аресты. Но поймать им удалось пока только молодую и симпатичную госпожу Крупку, выполнявшую роль курьера между Пардубице и Прагой, а также ее мужа. Их на машине сразу доставили в столицу.
Комиссары гестапо хорошо знали, как быстро распространяются сведения об арестах. Из Карела Чурды они вытащили всю информацию, теперь их единственной надеждой был Ата Моравец.
Известия о гибели тетушки Марии и дядюшки Гайского быстро дойдут до подполья. Люди, которых они разыскивают прежде всего, найдут новые убежища.