Гибель поэта

— Один знакомый, — сказала Сонечка. — Прямо не знаю, куда бы спрятать, пока мы будем в колхоз ездить.

Сонечка стала прятать книги к себе в стол, тут и пришел шофер. По дороге в колхоз Зоя Платоновна, у которой не выходила из памяти ночная сцена в переулке и которая не верила в случайность совпадений, все-таки спросила Сонечку:

— А у этого вашего знакомого другие книги бывают?

— Он очень интересуется литературой, — сдержанно сказала Сонечка.

— А скажите, может, он и мне что-нибудь продаст? — спросила Зоя Платоновна. — Если это, конечно, удобно.

— Я его спрошу, — простодушно ответила Сонечка. — Придет в редакцию и спрошу. А вы с ним заочно знакомы. Стихи про октябрят помните? Это он написал.

— Поэт Крымский-Москвич?

— Он самый. И все время прогрессирует. Вы заметили, как он написал о строителях? «Ради гордого труда собрались мы все сюда».

— Такое впечатление… — начала было Зоя Платоновна, но замолчала. Мысль крутилась в голове и не давалась. Поэтому неожиданно для себя самой она вдруг задала нетактичный вопрос: — Он ваш начальник?

Сонечка вспыхнула малиновым светом, от корней черных волос до узенького острого подбородка.

— Как вы могли!

— Значит, он только книжки приносит?

— Я же совсем в другом отделе, — сказала Сонечка. — Я только читатель. А решаю не я…

— Простите, Сонечка, — сказала Зоя Платоновна. — Я просто устроена. Не сложнее формальной логики на уровне средней школы. Вчера вечером я захотела есть…

И, раз уж ехать было еще далеко, Зоя Платоновна рассказала Сонечке о вчерашней ночной встрече.

— Согласитесь, Сонечка, — сказала она, закончив рассказ. — Очень мало шансов зато, что в этом сравнительно небольшом городе есть два бесхозных комплекта собрания сочинений Леонида Андреева.

— Конечно, мало шансов! Но ведь все знают, что Сидор Сергеевич Грянулло…

— Он не Крымский-Москвич?

— Это поэтический псевдоним. Сидор Сергеевич заведует киоском по сбору макулатуры.

— Ясно, — сказала Зоя Платоновна. — И в периоды, когда макулатуры перебор, он строчит поэмы.

— Он давно пишет, — сказала Сонечка. — Сколько я себя помню. И носит. Он и в область посылал, и в Москву, но с нами он особенно настойчивый. Ну, держимся, держимся… а потом сдаемся. Тема правильная, а стихи печатать положено — это же творчество.

— Все-таки свой, доморощенный, — не удержалась Зоя Платоновна. И тут же подумала, ну зачем она лезет в чужие дела? Если тому пожилому Мите в пижаме хочется истины, пускай сам пойдет в киоск вторсырья, побеседует по-мужски с Крымским-Москвичом. Преступления не совершено, никакого преступления… ну и хорошо. А спекуляция? Андреев продан Сонечке дороже, чем стоит бумага, на которой он напечатан.

Газик съехал с шоссе на проселочную дорогу и, почти не снижая скорости, помчался к колхозу. Стало трясти. Сонечка грустила. Зою Платоновну подкинуло посильнее, она ударилась головой о брезент, и тут же вспомнила: эти строки записаны неправильно. «…Ради сладкого труда, ради вольности высокой собралися мы сюда…» Вот так должно быть. Но почему?

— А кто у вас ведает литературой?

— Специально никто, сами понимаете, — сказала Сонечка. — Но вся культура на Мухоморине. Культура и молодежь. Он буквально разрывается. Народу у нас мало… Поэзия в газете не на первом месте.

— Мухоморин сам стихи пишет?

— Он по образованию техник.

— Ага, — сказала Зоя Платоновна. — Ради вольности высокой…

3

Когда они вернулись из колхоза, Зоя Платоновна, наскоро перекусив в буфете, отправилась в школу № 2, гимназическое здание с колоннами, которое стояло на той же площади, что и гостиница.

Она поднялась в учительскую. Зоя Платоновна двадцать лет проработала в школе, преподавала историю, во многих школах побывала и не могла никогда отделаться от ощущения, входя в учительскую, что она здесь уже была. Наверное, так случается с пилотом, попавшим на незнакомый аэродром. То же дело, те же проблемы, те же люди и столы… или бензовозы.

Ей повезло. Преподавательница литературы старших классов, очень толстая смешливая курчавая брюнетка, еще была на месте и даже никуда не спешила. Зоя Платоновна отрекомендовалась ей, потом они поговорили о всяких пустяках, о Москве, где Ирина Федоровна не была двенадцать лет, но собиралась поехать будущим летом, о смерти актера Высоцкого, подробности которой интересовали всех в этом городке, но о чем ничего сенсационного Зоя Платоновна рассказать не могла. Потом Зоя Платоновна перешла к делу.

— Вы городскую газету читаете? — Спросила она.

— Разумеется. — Ирина показала на растрепанную подшивку, лежавшую в углу на столе.

— Вам не встречалось там имя Крымского-Москвича?

Молоденькая учительница биологии, которая из любопытства не уходила домой, делала вид, что листает журнал, а в самом деле старалась не пропустить ни слова из разговора знатных дам учительского мира, хихикнула.

— Про октябрят, — улыбнулась Ирина. — Мы об этом даже хотели письмо в газету написать. Нельзя же так обращаться с поэзией. У нас город старинный, с традициями…