Гибель С. А. Есенина: исследование версии самоубийства

Первым добросовестно исследовал версии смерти Есенина следователь, полковник милиции Э. А. Хлысталов. Он разыскал вдову бывшего управляющего гостиницей «Англетер» А. Л. Назарову и узнал от нее, что «ее мужа вызвали в гостиницу поздно вечером 27 декабря <1925>, и он в тот же день рассказал ей о гибели Есенина»[60]. Кроме того, он изучил акт осмотра тела Есенина, составленный милиционером Н. М. Горбовым, и пришел к выводу, что из этого документа нельзя сделать вывод о самоубийстве поэта: «Документ составлен на крайне низком профессиональном уровне», хотя «о необходимости тщательного осмотра места происшествия с обязательным участием судебно-медицинского эксперта говорила вся обстановка в номере Есенина и требования Уголовно-процессуального кодекса. Лицо поэта было изуродовано, обожжено, под левым глазом имелся синяк. Следовательно, эти повреждения были причинены до наступления смерти. На фотографиях отчетливо видно под правой бровью примерно с копеечную монету темное пятно, напоминающее проникающее ранение в мозг»[61]. «Проводя „расследование“, Н. Горбов на месте происшествия не выяснил, при каких обстоятельствах у Есенина появился синяк под глазом. Видевшие поэта вечером Эрлих, Устиновы, Ушаков должны были сказать, что у поэта вечером его не было»[62]. Э. Хлысталов обратил внимание на то, что в номере Есенина не горел свет и поэтому Есенин в случае самоубийства должен был резать руки и привязывать веревку под самым потолком в полной темноте[63], что совершенно невероятно. «Вскрыв вены, поэт должен был искать веревку, потом привязывать ее к вертикальной трубе центрального отопления <…>. Если это так, то вся комната, часть предметов должны были быть залиты кровью. Одной левой рукой сделать это Есенин не смог бы, нужно было помогать правой, из которой ручьем текла кровь. Она должна была залить ему лицо, одежду, ботинки. В номере должны быть лужи крови. Но ее нет. Почему?»[64] «„Новая вечерняя газета“ писала, что поэт в петле висел с „восковым лицом“[65]. Другие также указывали на бледный цвет лица. Мне приходилось видеть сотни висельников, но ни разу я не видел „бледнолицего“ трупа. Оно, как правило, имеет багрово-синюшный цвет, с признаками, прямо свидетельствующими о наступлении смерти от удушья. Ни на рисунке художника Сварога, ни на посмертных фотографиях этих признаков не видно»[66].

Заключение судмедэксперта А. Г. Гиляревского Хлысталов прокомментировал следующим образом: «В заключении судмедэксперт Гиляревский также не констатировал самоубийство. Он написал, что „смерть Есенина последовала от асфиксии, произведенной сдавливанием дыхательных путей через повешение“. Но Гиляревский не написал, что повешение поэт совершил сам. Тот же вывод он бы сделал, если бы Есенина повесили»[67].

Доктор медицинских наук, профессор Ф. А. Морохов на основании изучения акта вскрытия тела Есенина и посмертных фотографий поэта пришел к выводу, что Есенин был убит. Морохов утверждал, что «смерть, судя по патологическим характеристикам трупа, произошла от удушения, но не от повешения. Трактовка вдавлины на лбу как следа ожога от контакта с трубой отопления тоже не годится. Почему же тогда нет ожога на правой руке, которой Есенин держался за трубу? <…> Если принять утверждение Гиляревского о том, что раны на правой руке нанес себе сам Есенин, то тогда остается признать, что он сам повредил себе череп, наставил синяков на лицо, порезал руку, а затем взобрался на высокую тумбочку и повесился на ремне <так!> от чемодана. Но я вас уверяю, как врач, что человек с такими травмами физически не сможет взобраться на тумбочку и повеситься. <…> Все вместе взятое наводит на мысль о подтасовке выводов в пользу версии самоубийства»[68].

Писатель С. С. Куняев сосредоточил внимание на бездоказательности утверждений о самоубийстве Есенина, содержащихся в акте Н. М. Горбова, и подверг критике действия тех лиц, которые занимались расследованием обстоятельств смерти поэта. «То, что у мертвого поэта были обнаружены раны на лбу и синяк под левым глазом, наталкивало на лишние вопросы, и было бы вполне логичным направить дело на дополнительное расследование. Однако как сотрудники 2-го отделения ЛГМ, так и Гиляревский, с непостижимой поспешностью составив акты о происшедшем, поспешили пройти мимо всех существенных деталей, вызывающих сомнение, и в ускоренном темпе завершили рассмотрение дела»[69]. Э. Хлысталов, в свою очередь, проанализировав действия милиции в декабре 1925 – январе 1926 года, охарактеризовал их следующим образом: «Теперь можно утверждать, что уголовного дела по факту трагической гибели С. А. Есенина не возбуждалось, никакого расследования причин трагедии не проводилось»[70]. По сути, это означает, что вместо проведения расследования была провозглашена догма о самоубийстве, и эта догма была распространена средствами массовой информации.