Читаем Гибель синего орла полностью

Судьба Нанги тревожит меня. Чем помочь девушке? Отвести Нангу обратно в стойбище и миром поладить с Чандарой невозможно. Непростительная ошибка Пинэтауна поссорила нас с обитателями гор. Синий Орел расправится с девушкой, и удержать его мы не в состоянии. Безрассудно спускаться теперь в Глубокую долину.

Нанга что-то быстро и горячо говорит Илье. На ресницах у нее блестят слезинки.

- С тобой останется, - обращается ко мне старик, - никуда не пойдет, хочет с вами всегда кочевать. Плохой человек Чандара.

Пинэтаун тихонько привлекает к себе Нангу. Девушка склоняется к нему.

- Сколько лет тебе, Нанга?

- Шестнадцать зим ей, - отвечает Илья.

Вот так история! Намылят мне шею в совхозе за похищение невесты. Как уберечь Нангу? Пожениться они не могут - слишком молода Нанга. Головоломные задачи ставит иногда жизнь перед человеком.

- Скажи ей, Илья: пусть в совхоз к нам идет пастухом работать.

Илья растолковывает смысл моего предложения. Смутно понимает юная дикарка, что такое совхоз и у кого надо работать. Ну и отстали люди на этом "острове прошлого"! Одно ей ясно: она будет вместе с Пинэтауном. Робко улыбаясь, Нанга кивает растрепанной черноволосой головкой.

И вдруг, отбросив за спину свои черные косы, девушка стремительно обнимает меня и сейчас же отскакивает, испуганно блестя большими черными глазами. Мы давно подружились с Нангой, и я люблю ее, как сестру. Пинэтаун хохочет и грозит посохом:

- Ай-ай... дикая важенка, нельзя осенью хора обнимать!

Илья озабоченно оглядывает склоны Глубокой долины:

- Быстро убегать надо - мертвую петлю делать будут.

Внизу, в Глубокой долине, над зелеными чащами медленно поднимается струйка дыма. Не пойму, чего боится Илья. Он опускается на колени.

- Дым тревожный зажгли. Смотри: тут мы, - старик выкладывает на тропу четыре камня с жилками кварца, - а вон Синие Орлы поехали. - Илья окружает камни кольцом голубоватых сланцевых плиток. - Так делать потом начнут. Морщинистыми ладонями он сдвигает плитки тесно вокруг камней. - Метко стрелять будут, чужих людей убивать, из петли не пускать.

Илья не шутит - неподдельная тревога светится в старческих глазах. Заслонившись ладонью от солнца, он оглядывает перевалы Глубокой долины.

- Видишь, Меткий Глаз отвечает.

На дальнем перевале вьется, курится ответный синеватый дымок.

- Не догонят нас, Илья, - быстро поедем.

- Учаги устали, - качает головой старый проводник. - Синие Орлы беговых оленей седлают, мигом петлю затужат. Все равно мертвые мы теперь.

- Нельзя сложа руки сидеть, Илья! Что будем делать?

Илья задумчиво раскуривает трубку и бормочет:

- Хитрить надо, пробовать след путать.

Пинэтаун подводит верховых оленей. Илья садится в седло, подзывает Нангу и указывает на широкую спину своего учага. Девушка проворно усаживается позади.

- Вдвоем на олене далеко не убежишь. Не лучше ли Нангу пересадить в седло Пинэтауна? Он быстро пешком ходит.

Старик крутит головой:

- Пусть думают: Ильи нет, на запасном учаге девка поехала...

Уже с час едем высоко по гребню, возвращаясь знакомой тропой. Илья останавливается. Гребень уходит вправо узкой седловиной. Вулканические силы когда-то вздыбили пласты горных пород; ветер, вода и морозы разрушили рыхлые слои, оставив на седловине кристаллические зубья.

- Тут обманывать Синих Орлов будем.

Илья сползает с учага на гладкую каменную плиту, к нему ловко спрыгивает Нанга. Старик подвязывает уздечку к седлу и гонит освободившегося учага вниз по тропе.

- Домой... Домой иди, ногами убегать лучше, - взмахивает посохом Илья, погоняя оторопевшего учага. - Всех оленей пускать надо - след по тропе оставлять!

Ловко старина придумал!

Ручной верховой олень Ильи уведет наших учагов вниз по тропе, к стойбищу Крепкой Руки, пустит погоню по ложному следу.

Осторожно ступают, оглядываются учаги, спускаясь с перевала. Прыгаем по гладким плитам, как снежные бараны (оставлять следы на россыпях нельзя), карабкаемся по скалам, преодолевая каменные перья. Выбираемся, помогая друг другу, на макушку причудливой пирамиды, насыпанной из раздробленных плит. Кажется, что вершина разворочена титаническим взрывом.

Верховые олени уже спустились с перевала на дно глубокого распадка и бредут гуськом по россыпям, направляясь к дальней чозениевой роще.

- Смирно лежать, тропу караулить надо.

Илья устраивается в расщелине, прикрываясь ворохом черных альпийских лишайников. Прячемся, как сурки, среди плит. С башни пика отлично видна тропа, проложенная по гребню, глубокий распадок, и в скалистых его воротах - участок долины с ручьями на галечных руслах и купами чозениевых рощ в дальней перспективе. Молчаливые горные вершины толпятся вокруг.

В бинокль высматриваю наших верховых оленей: они скрываются один за другим в зеленую рощу у ворот распадка. Нанга и Пинэтаун устроились в соседней расщелине; слышу приглушенный разговор. О чем они там болтают, не понимая друг друга? Счастливые! Вместе им не страшно шагать по крутым, обрывистым тропам.

- Ш-ш... - шипит Илья. - Смотри!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное