Гибель синего орла

— Из тайги кочевали, с Омолона; за перевалом стойбище, — отвечает бригадир по-ламутски.

— Как через гарь кочевали?

Неужто черноволосый не знает, что мы прошли сквозь горящую тайгу?

— Быстро бежали… Не знаем только, почему тайга сильно горела, насмешливо прищуривается Ромул.

— Кто ее знает… — пожимает плечами старик. — Вчера сюда кочевали, на перевал смотреть ходили, думали недобрые люди тайгу жгли.

Старик горбится, глаза бегают. Крепкая Рука невозмутимо попивает чай. На лбу у него выступили капельки пота. Дело нечистое: они знают, кто поджег тайгу.

— Скажи, старик, где Чандара и Нанга?

Старик испуганно смотрит на меня и прерывающимся голосом переводит вопрос. Крепкая Рука, расплескивая чай, ставит березовую посудинку на столик. Черные брови сходятся на переносье, он опускает руку в пушистый ворох стружек у столика. Зрение у меня острое. Вижу едва прикрытое дуло винчестера, тускло поблескивающее сталью. Длинные пальцы нервно перебирают стружки у самого дула.

— Чандара и Нанга в стойбище Большой Семьи… — хрипит, бледнея, старик.

Неотрывно следит он за тонкими пальцами, охватывающими дуло. Замирает женщина, будто прислушиваясь к чему-то.

— Пусть Крепкая Рука позовет Чандару в гости к нам в стойбище, в Широкую долину.

Старик поспешно и сбивчиво переводит приглашение. Крепкая Рука кивает, убирает пальцы с дула и горстью пушистой стружки вытирает потное лицо. Тихий вздох вырывается из груди женщины. Опять слышу звон монистов. Заметил ли Ромул винчестер?

— Завтра поедет Крепкая Рука в стойбище Большой Семьи, передаст твое приглашение. Вот эта, — кивает старик на женщину, — сестра Нанги.

— Сестра?!

Пинэтаун сам не свой от волнения. Вдруг он вытаскивает из-за пазухи чашечку Нанги и протягивает женщине. Сероватые пятна выступают на ее смуглом лице. Она берет чашечку, поспешно наливает чай в березовую посудинку сестры. Носик чайника дрожит, ходуном ходит. Глаза смуглянки блестят, она растерялась — наверное, знает историю этой чашечки.

Долго длится наш разговор. Крепкая Рука успокоился, обстоятельно расспрашивает о нашем табуне. Рассказ об оленеводческом совхозе, о пастухах, получающих деньги, покупающих все, что нужно, на фактории, он долго не понимает или не хочет понять. Он снова спрашивает, чьих же оленей мы пасем.

Как-то мягче, добрее стал его взгляд, разгладились морщинки между бровей. И женщина в монистах перестала дичиться. Подперев загорелым кулачком щеку, приоткрыв губы, она слушает и слушает перевод старика жадно, точно сказку. С любопытством поглядывает иногда на притихшего, загрустившего Пинэтауна. В темных глазах смуглянки, больших, как у газели, вспыхивают смешливые искорки.

Теперь я постиг всю мудрость решения Ромула. Появись мы в этом орлином гнезде с оружием в руках, не сносить нам буйных головушек.

Глава 3. Кольцо Чандары

Смутное предчувствие беды не покидает меня. Пять дней миновали после рискованного похода в стойбище Крепкой Руки. Почему не явился Чандара, что он задумал?

Ждать больше мы не могли, пришлось снять палатку и кочевать с табуном на свежие пастбища вверх по Широкой долине в глубь Синего хребта.

Наступили темные осенние ночи. Сумерки в горах сгущаются быстро, в небе вспыхивают звезды, холодно мерцая в вышине, долина тонет во мраке, и лишь скалистые пики светятся в лунном сиянии. Что-то странное творится с табуном — олени встревожены, ночью их не удержишь около палатки, приходится выставлять двойную смену пастухов.

Осматривая сегодня на рассвете стадо, Ромул опять не досчитался двух приметных оленей. С ними наверняка ушли важенки, которых пастухи не знают «в лицо».

— Грибы искать убежали… — Пинэтаун показывает полное ведро подберезовиков.

Он собрал их после дежурства, и сегодня у нас будет грибной пир. Северные олени любят грибы и часто убегают полакомиться. В осенние ночи, пока не выпал снег, можно растерять табун. Трудно будет удержать многотысячное стадо в такой широкой долине.

Ромул опять ходит хмурый и молчаливый. Собираемся на разведку искать подходящую долину, запертую барьером скал. Найдем ли естественный кораль?

Пинэтаун не хочет отдыхать после дежурства и присоединяется к нашей кавалькаде. Широкая долина уводит все дальше и дальше в глубь неизведанной горной страны. Долина похожа на гигантскую трубу. На гребнях крутых боковых склонов не видно перевалов. Широкое дно сглажено, здесь лежал когда-то глетчер, а теперь цветут альпийские луга, пестрят ковры ягельников, зеленеют на размытых моренах одинокие островки лиственничного леса.

К полудню достигаем первого бокового притока. Но верховья его открыты. Пологие перевалы выводят на плоскогорье. Тут не удержать нам стада. Скалистая сопка, похожая на башню, стережет перевалы. Оставив верховых оленей у подножия, взбираемся на Чертов Палец.

Вот так кругозор!

Точно с вертолета рассматриваем запутанный лабиринт глубоких ущелий. Со всех сторон подбираются они к Широкой долине.

— Хо! — Ромул вскидывает бинокль, тревожно приникая к стеклам. Смотри, кругом олени!

— Какие олени?

Ромул протягивает морской бинокль, рука у него дрожит.