Гибель советского кино. Тайна закулисной войны. 1973-1991

Между тем финал фильма оказывался трагическим. Пытаясь избавиться от шантажа нацистов, которые извлекают на свет расписку Б.К. о сотрудничестве с ними, он идет на предательство Ольги (отдает ее на поругание), после чего убивает своего шантажиста. И в итоге зарабатывает справедливое возмездие: Габриэль расправляется с ним, стреляя в него из его же пистолета. Мораль этого произведения была проста: человек, идущий раз за разом на мелкие сделки со своей совестью, желающий остаться вне борьбы добра со злом, неминуемо приходит к предательству, к внутреннему духовному самоуничтожению.

В интервью журналу «Советский экран» Сергей Соловьев так описал идею, заложенную в его картине: «В фильме рассказывается о постепенном крахе личности, безвольной и политически близорукой, лишенной внутреннего нравственного стержня. Но мы ни в коем случае не хотели показать его элементарным мерзавцем. Наш герой терпит моральное фиаско, потому что его поступки вступили в противоречие с необходимостью выбирать позицию в политической борьбе, ибо быть «над схваткой» в современном мире невозможно. Именно в этом заключена основная мысль фильма. Она-то, на мой взгляд, делает его актуальным…»

Выражение «быть над схваткой» в те годы было весьма популярно в советской интеллигентской среде. Оно обозначало конформизм – то есть соглашательство с советским режимом, который большинством либералов-западников уже воспринимался как откровенное зло. Поэтому, обличая барона Б.К., Соловьев обличал и всех советских интеллигентов, кто вместо борьбы (открытой или тайной) с режимом выбирал позицию «моя хата с краю».

Чуть позже эту идею, заложенную в фильме, гораздо конкретнее обрисовал критик М. Левитин. Цитирую: «В исполнении Филатова Б.К. мягок, аристократичен, замкнут и отрешен, этот потомок древнего германского рода, наглухо затворивший двери своего изящного имения, чтобы не видеть кровавой фашистской оргии на земле своих предков, чтобы забыть о дне нынешнем, не думать о вчерашнем, не мечтать о будущем. Не знать. Не участвовать. Он труслив, сентиментален и жаден до денег, этот брызгающий слюной, заходящийся от ненависти и животного страха, высокомерный и бессильный Б.К. Стремление быть над схваткой, остаться в стороне, спрятаться, закрыть глаза, не слышать, потерять обоняние, чтобы не чувствовать запаха пожарищ и сладковатого дыма крематориев, приводит героя Филатова к гибели – сначала нравственной, а потом и физической. Все верно… Можно ли оставаться человеком, если ты погребен заживо, если нет в тебе силы попросту крикнуть: «Ненавижу!» Если все твои помыслы только об одном – выжить любой ценой, во что бы то ни стало, неизвестно зачем, как угодно… Даже если для этого потребуется предать гибнущую родину, друзей, предков, возлюбленную, ее сына, себя, наконец!..

Пафос этого образа, воплощенного Филатовым сильно, правдиво, с точными подробностями и деталями, с несвойственным ему до этого отрицательным обаянием, удивительно актуален и значим сегодня, несмотря на временную и географическую его отдаленность. Филатов и в этой роли остается художником острым, публицистически страстным, всерьез озабоченным жгучими проблемами сегодняшнего бытия человека, когда душевный конформизм и соглашательство так же – а может быть, и особенно – неприемлемы, как и десять, и сорок, и сто лет назад…»

Отметим, что «Избранные» не слишком заинтересовали широкую публику. И хотя затраты на себя он полностью окупил, однако в итоге собрал в прокате всего лишь 11 миллионов 100 тысяч зрителей. Сам Соловьев был удостоен за свою работу гонорара в 3014 рублей. Правда, он посчитал эту сумму недостаточной и сделал ряд попыток выбить у государства дополнительные деньги. Мотивировал он это тем, что, дескать, вместо одной серии снял целых две. Однако руководство возразило, что лишний метраж он снял по собственной воле и даже вопреки желанию партнеров по съемкам – колумбийцев. Тогда Соловьев пошел иным путем: попросил увеличить ему гонорар за сценарий до 8 тысяч рублей (до этого он получил вдвое меньше). Руководство «Мосфильма» пошло ему навстречу и ходатайствовало перед Госкино об удовлетворении этой просьбы. Но во главе советской кинематографии сидели не дураки. Там понимали, что режиссер явно хочет убить сразу двух зайцев: сняв фильм с «фигой», отхватить за него еще и максимальную ставку. Так тогда поступало большинство деятелей советского искусства, которые считали нечто вроде доблести и «фигу» власти под нос сунуть, и деньги с нее за это поиметь. Но это не всегда удавалось. Вот и Соловьеву не повезло.