Так или иначе с первой частью задачи мы справились, пользуясь старыми знакомствами и в Госплане, и в Минфине всё согласовал, проект решения и доклада завизировал во всех заинтересованных ведомствах и сдал на следующий день в 19 часов вечера в канцелярию правительства, посчитав, теперь-то всё: я успел задание сделать вовремя, решение предложил! Дальше слово было за Н. И. Рыжковым. Тем временем жизнь закружила, ежедневный хоровод самых разных вопросов, докладных записок, согласований, совещаний, отвлёк меня. Даже не отследил, вышло ли рыбное постановление, и в каком виде.
Проходит пара лет, я уже работаю в аппарате Совета министров. В первый же день на новом месте на стол ложится письмо министра всё того же рыбного флота. Среди многих вопросов по хозяйственному механизму всплывает уже знакомый мне вопрос по зарплатам рыбаков. На память я не жалуюсь, полный желания проявить себя набираю первого заместителя министра и говорю ему: “Слушай, ты когда бумажки готовишь в Совмин, обстановку хоть знаешь? Твой вопрос решён ещё два года назад!” Он отвечает: “Володь, да не решён он!” – “Как не решён? Решён!!! – горячусь я. – Два года назад! Вы вообще, чем там занимаетесь – только водку пьёте и рыбой закусываете?!” – “Сейчас проверим”, – говорят мне.
Ну, думаю, надо на всякий случай и мне по кодификации навести справки. Запрашиваю. И правда, нет документа в кодификации. Не выходило такое постановление! Беру письмо, иду к управляющему делами Совмина Смиртюкову, говорю: “Вот, мол, Михаил Сергеевич, неувязка тут какая-то. Мне передали на исполнение это письмо, я знаю, что вопрос уже решён, поскольку сам этим занимался в Госкомтруде, а в кодификации нет такого постановления”.
А управляющий был старым волком – он в Совмине (тогда ещё Совнаркоме) аж с 1930 года, больше 20 лет в должности управделами, – посмотрел на меня пристально и говорит:
– Это примерно июль 85-го?
– Да, примерно, так, – отвечаю.
“Вот, думаю, память у старика в 78 лет!”
– Пойдём, – говорит он мне.
Я выдёргиваю несколько папок и вижу: лежит мой проект постановления. И подпись Рыжкова на нём есть, а вот подписи Смиртюкова (тогда документы выходили за двумя подписями – председателя правительства и управляющего делами Совета министров) нет. Я папку открываю, читаю, смотрю на него. Он спрашивает:
– Видел?
– Видел! – отвечаю.
– Закрой и верни обратно.
Я так и сделал, а потом спросил: “И что?”
И получил короткий ответ: “Иди работай!”
– Ас этим что мне делать? – упорствую я.
– Иди и работай! Дали тебе поручение – выполняй.
Вышел я от него и не понимаю, что делать-то? В голове не укладывается: генеральный секретарь распорядился вопрос решить, не предложения внести, а именно решить, предсовмина задание дал, принял его, а какой-то Смиртюков итоговый документ не подписал, несмотря на резолюцию, на эти подписи… И вот лежит у него постановление два года с лишним и никому до этого дела нет. Ну хорошо, ответ в ЦК, может, и дали, но вопрос-то просто убрали из обсуждения, а выполнять указание о решении вопроса по прямому указанию генсека никто и не стал. В стопах документов, лежащих на полу в боковушке М. С. Смиртюкова, лежала явно не одна сотня документов, задержанных или похороненных им. Для моего всё ещё заводского менталитета это было абсолютно противоестественным. Вот думаю, как здесь всё устроено: министр пишет письмо, Генеральный секретарь лично требует срочно решить и доложить, председатель Совмина лично подписывает Постановление Правительства СССР, а какой-то чиновник может послать их всех по известному адресу, и они это проглотили. Какое-то Зазеркалье. Кто же в этом доме хозяин?? Куда-то я не туда попал!»
Работа и личность
Система госаппарата вообще работает по собственным правилам. Там, если только ты не на очень высокой должности с правом подписывать приказы и издавать распоряжения, всё решается помимо тебя. Должность начальника управления и члена коллегии по статусу приравнивалась к замминистра, но была недостаточно высока, а значит, и его подпись была недостаточно весома, чтобы формировать какие-то решения.