Через неделю. Город Биллату, провинция Хупапану. Элам. Год 694 до Р.Х.
Десятник городской стражи Дардан довольно поглаживал кошель с серебром. Сегодня его смена, и он сделает то, за что ему заплатили жрецы. Ну и что, что в город войдут ассирийцы, он же свой, его не тронут. Мирных жителей почти не осталось, всех угнали, как вывезли из города почти все ценное. В городе находились аншанские лучники да немного местной стражи, к коей Дардан имел честь принадлежать. Сидеть в осаде ему категорически не хотелось, он прекрасно знал, что бывает, когда ассирийцы берут города. Поэтому, когда к нему подкатил жрец с хорошей суммой серебром, Дардан недолго раздумывал. Кто ему эти аншанцы? Да никто, сытые зазнайки с хорошим оружием. Дардан не мог себе в этом признаться, но завидовал он им люто. Завидовал понятной и справедливой власти, которая там была, по их словам. Завидовал хорошим земельным наделам, и полному освобождению от налогов для воинов. Завидовал тому, что они платили своими сиклями, при виде которых любой купец сгибался в поклоне и делал умильную рожу. Все знали, что золото и серебро персидского царя имеет твердую пробу в три четверти содержания драгоценного металла. Ни больше, ни меньше. Говорят, так сделали, чтобы истиралось медленнее, но это было неважно. Главное, что это соотношение было неизменным, и лучники, платя монетой с изображением лучника же, раздувались от гордости, как павлины. Да за одни их самодовольные рожи Дардан им был готов глотку перерезать. А тут еще и приплатили.
Вторая стража была его. Ворота охраняли, помимо городской стражи, еще и пришлые аншанцы. Дардан, помахивая кувшином вина, полученным от жрецов, подкатил к лучникам.
— А что, парни, может, по стаканчику?
— Если сотник заметит, голову перед строем отрубят, — пошли в отказ аншанцы.
— Да сын у меня родился, — сказал Дардан, — богатырь. Повитуха сказала, что таких крепышей сроду не видала, воином будет. За его здоровье по одной, это же не пьянство на посту.
— Ну, если по стаканчику, — несмело сказал аншанец, — от одного стакана что нам будет? Тем более сын, да еще богатырь. Давай по-быстрому, чтобы не заметил кто.
Кувшин разошелся моментально, а еще минут через пять Дардан любовался, как захлебываясь пеной, лучники осели наземь и перестали дышать. Он приоткрыл ворота, высунул в щель факел и махнул вверх-вниз. Через четверть часа в ворота заскреблись и вошли ассирийцы, которые спросили:
— Все как договаривались?
— Да, господин, можете входить, — угодливо сказал стражник.
— Хорошо, — сказал ассириец и вогнал ему нож снизу вверх, в самое сердце. — Крыса поганая, нож еще замарал об тебя.
Дардан мешком свалился на землю, неверяще смотря на бесшумные тени, которые проникали в город. Стражник на стене встрепенулся и истошно заорал:
— К оружию! Измена!
Но было поздно. Тысячи воинов, которые прятались в темноте, могучей рекой влились в городские ворота, растекаясь ручейками в разные стороны. Аншанцев, выскочивших на улицу спросонья, убивали на месте. Дома, где они спали, закидывали факелами, подкладывая заранее принесенный сухой тростник. Бедняг, которые выскакивали из пылающих зданий, незатейливо били копьями или расстреливали в упор. Осмысленного сопротивления никто оказать не смог, отдельные очаги, в которых завязался бой, были подавлены очень быстро. Фактически, уже к рассвету, гарнизон города Биллату перестал существовать. Немногочисленные пленные, которых смогли захватить, были перебиты после допроса. И только два воина смогли уйти через вторые ворота, подчиняясь приказу сотника, который с оставшимися бойцами прикрыл их отход. Нахлестывая коней, они помчали в остальные два города, где сидели персидские гарнизоны, чтобы сообщить страшную новость. Пять тысяч воинов были убиты, а нетронутый город с запасами зерна достался врагу. Города стояли в пяти часах пути для конного, и гонцы, перепрыгивая на ходу на заводную лошадь, не снижали темп, а потому уложились в три с половиной. Кони, роняя пену, дошли к цели практически мертвые, но оно того стоило.
Тысячники, будучи людьми опытными, вывели с вещами всех воинов, и провели тотальный обыск. И в одном, и в другом городе в мешках местных стражников нашли кошели с суммой, которая для них была, мягко говоря, великовата.
Уже через полчаса, после прижигания каленым железом, оба запели, как соловьи. И снова поскакали гонцы, но уже в Адамдун, к великому царю, и в Сузы, к Надзирающему за Порядком второй сатрапии, который работал пока с Хумбан-Ундашем, не афишируя свое истинное назначение. Впрочем, шила в мешке не утаишь, и придворные, которые пытались донести столь пикантную информацию до полупьяного царя Нарам-Суэна, встречали лишь испуганный взгляд и слышали совет поговорить с главнокомандующим.
Надзирающий за Порядком, получив такую весть, потер блестящий череп, и послал за командующим городской стражей тысячником Шумой. Тот прибыл немедля, так как знал, кто его зовет, и кому он на самом деле служит.
— Ну что, Шума, проспали мы Биллату. Жрецы Энки город сдали. Пять тысяч воинов ассирийцы перебили, как скот.