Осадные башни и тараны приблизились к укреплениям города на сотню шагов, как из-за стен полетели глиняные шары и стали разбиваться вокруг них. Особо удачные броски приходились прямо в машины, заливая их вонючей жижей. Следом полетели стрелы, обвязанные тлеющей паклей, и сухая трава весело занялась, перекидывая пламя на тараны и башни. Растерянные ассирийцы бросились затаптывать огонь, но две башни уже полыхали вовсю, получив по десятку попаданий. Тараны, будучи укрыты бронзовыми листами, остались невредимы. Рог прогудел дважды, останавливая штурм, а осадные машины откатили назад. Многоопытные командиры совещались недолго, и вскоре вся имеющаяся в наличии посуда была заполнена водой из реки, а машины были укрыты спереди мокрыми кожами. Уже через час штурм возобновился. Уцелевшие башни двинулись вперед, по-прежнему получая коварные удары от пращников, но до стен они уже почти докатились. И вот, напротив самой первой из башен, которая уже была шагах в сорока от цели, между зубцами стен высунулась голова дракона. Из-за соседнего зубца высунули длинный шест с горящей паклей, и с гулким ревом башка сказочной рептилии выдохнула огненную струю, которая превратила осадную башню в пылающую свечу. Воины, двигавшие конструкцию к стене, с воплями стали разбегаться под плотным огнем лучников. Солдаты, толкающие остальные машины, не видели произошедшего, и продолжали делать свою работу. А в лагере ассирийцев началась легкая паника. Великий царь, вскочив на коня, поскакал вдоль стен, чтобы убедиться, что тот чудовищный бред, который ему только что доложили, является чистой правдой. Врать человеку, который носил смерть на кончике языка, мог только полный безумец, а таковых в окружении великого царя не было, умирали быстро. На глазах Синаххериба была сожжена вторая башня, а воины, которые пытались спастись от огня, были перебиты стрелами и камнями. С болью в сердце смотрел великий царь, как гибнет его осадная техника, и он дал приказ трубить отбой. Назад в плачевном состоянии приползли два тарана и одна осадная башня. Воины лезть на стены отказались наотрез, они воевали с людьми, а биться с демонами не нанимались. Штурм был провален полностью.
Вечером того же дня, в шатре великого царя собрался военный совет, состоявший из рабсаков, высших офицеров ассирийской армии. Сам повелитель сидел, не на шутку пугая своих ветеранов тяжелым взглядом глаз, вокруг которых залегли тени. Обычно, после такого кого-нибудь обязательно казнили, и каждый из военачальников очень аккуратно выбирал слова, стараясь не стать тем, на кого падет гнев государя.
— Великий царь, — нарушил молчание туртан, — мы посовещались с тысячниками, и даже с наиболее опытными сотниками. Никакие это не демоны, и не драконы. Эта горючая дрянь сделана из нефти, которой в Вавилоне топят светильники. Мы ее по запаху узнали. Тут, в Эламе, ее видимо-невидимо. И каким-то образом они научились ее метать вдаль. Воинам мы уже начали объяснять, но пока они на взводе. Думаю, нужно время, чтобы они успокоились.
— Государь, позвольте добавить, — включился в беседу командир первого кисира Царского отряда. Ветеран, командующий двумя тысячами лучших бойцов, не боялся гнева повелителя, слишком многое они прошли вместе. — Безделье воинов опасно. Мы не сможем взять стены приступом, солдаты не пойдут под струи огня. Брать город в длительную осаду мы тоже не можем, у нас затруднен подвоз продуктов. Поэтому предлагаю прямо с завтрашнего дня одновременно начать делать подкопы и высокую насыпь. И воинов займем, и, откровенно говоря, я другого пути взять этот город просто не вижу.
В шатре установилось молчание, и рабсаки выжидательно посмотрели на своего царя. Больше дополнений ни у кого не было, и Синаххериб, будучи опытнейшим воином, обдумал сказанное, и медленно наклонил голову в знак согласия.
Утром ассирийский лагерь стал напоминать муравейник. Стараясь выбить из солдат ненужные воспоминания, сотники и тысячники матом и криком придали особое ускорение событиям, и на глазах осажденных стала потихоньку расти насыпь. Из инструментов в таких случаях использовали кирки, кетмени и лошадиные шкуры, на которых таскали грунт.
— Месяц точно провозятся, — усмехнулся Хумбан-Ундаш, понимая, что и Камбис, и персидский царь придут точно к такому же выводу. — Ананну, десяток старослужащих выдели, особенно из тех, кто в осажденной Куте посидел, пусть через глиняный горшок землю слушают по ночам. Эти парни большие мастаки подкопы рыть.
— Слушаюсь, господин, — ответил старый сотник.
Теперь начиналось самое интересное. Ассирийская армия плотно увязла под Тарьяной, и даже личный приказ бога Ашшура не увел бы отсюда их войско. Слишком тяжким было оскорбление, которое слышал каждый воин. Теперь ассирийскому войску суждено было узнать, что такое голод.
Неделей позже. Там же, под Тарьяной.