«Скелет в стене. Молодой Мрочек и его жена утверждают, что видели его. Дали мне пулю и зубную пломбу. Конечно, может, это и сказочка про белого бычка, но… если это правда? В таком случае:
а) откуда взялся скелет в стене?
б) как исчез?
в) имеет ли это связь со смертью старого Мрочека?
Надо завтра осмотреть эту нишу еще раз. Там был новый кирпич, я видел.
Моторка.
а) кто положил туда скелет?
б) кто сделал дыру в днище?
Мог сделать ее даже сам судья, если хотел покончить самоубийством. Но нет, это было бы бессмысленно… Сделал кто-то другой. Правдоподобная гипотеза: тот, кто отравил Мрочека, не знал, какая будет погода, то есть он поплывет, или сядет в моторку. Вот и позаботился о том, чтобы в обоих случаях Мрочек оказался в воде, находясь под воздействием наркотика.
Это правильно. Но есть еще и другая гипотеза. Молодой Мрочек убивает дядю и придумывает ловушку с моторкой. А потом одним махом хочет избавиться и от жены. И когда дядя уже погиб, приступает ко второй части плана. Берет жену на прогулку, зная, что лодка утонет, а она не умеет плавать. Ясно, что помогал бы ей добраться до берега, но что произошло бы, если бы меня там не было? Мог бы сказать, что сделал все возможное, но силы оставили его уже недалеко от берега…
Это вполне правдоподобно. Но с чего бы молодой Мрочек хотел уничтожить всю свою семью? Надо завтра же телеграфировать в Варшаву, пусть сообщат, кто он такой, как живет, этот Мрочек…»
Отложил записи и снял ботинки. Ну да, сделал все, что от него зависело. Был у Гольдштейна и мог надеяться, что завтра старый нотариус расскажет ему что-нибудь интересное. Он знает здесь всех с первого дня. Еврей, должен был бы еще больше желать выявления сообщников палача из Лодзинского гетто… Завтра надо будет еще раз поговорить с Ясинской…
Начал снимать рубашку и вдруг застыл. Лицо медленно начало менять выражение.
— Наконец… — сказал громко, быстро подошел к тахте и принялся натягивать носки. — Ну конечно! Это удивительно, да? Откуда он мог об этом знать?
16. А я же вам не говорил…
Когда сели в кабинете старого нотариуса за столом, покрытым ослепительно-белой скатертью, вошла Вероника.
Галина слабо улыбнулась ей. Та неожиданно ответила почти веселой улыбкой. Поставила на столе графин, вытерла руки о фартук и сказала:
— Приятного аппетита. Больше ничего не надо? — обратилась к Гольдштейну. Не обращая внимания на их «спасибо», вышла, бесшумно прикрыв за собой дверь.
— Прежде чем зачитать вам его последнюю волю и прежде чем мы поговорим о решении всех дел, — начал нотариус, завязывая под подбородком салфетку движением, которое Галина видела разве что в кино, — может, сначала по рюмочке?
Потянулся к графину.
— Правду говоря… — замялся Тадеуш.
— Нет, нет! Не хочу ничего слышать! Вид у вас, откровенно говоря, не блестящий, поэтому рюмочка пойдет на пользу. Тяжелый, изнурительный день, и этот человек… комендант. Был тут у меня и говорил очень странные вещи. С первых слов я был потрясен. Да, потрясен. Но сейчас думаю, что… Ну, сначала давайте подкрепимся. Домашняя наливка, сам делаю. Ей уже десять лет. Пожалуйста, попробуйте.
Мрочек с сомнением покачал головой:
— Знаете, я хочу еще сегодня сесть за руль, поэтому, вероятно, не смогу. А вот жене рюмочка не повредит.
Улыбнулся Галине, которая сидела напротив.
— Вам тоже одна не повредит, доктор, — Гольдштейн налил и ему. — Наливка некрепкая. Немного настроение поднимет.
Мрочек посмотрел на небольшую рюмку, наполненную светло-красным напитком, и махнул рукой:
— Одна таки не помешает.
Все трое подняли рюмки.