Гибель титанов ч.1

— Организуйте новые фемы, — продолжил Самослав. — Сносите старые провинции и проконсульства. От них нет больше никакого проку. Вы сделали отличную вещь: вы посадили воинов на землю. Это единственное, что может вас спасти. Если сунетесь сейчас на юг, то потеряете Армению.

— Это что, колдовство какое-то? — побледнел Валентин и перекрестился.

— Ты сейчас римского императора колдуном назвал, или мне послышалось? — Святослав впервые подал голос, и Валентин облился холодным потом.

— Нет-нет, ваша царственность! Прошу простить меня! — спешно ответил он, понимая, что прошел по лезвию ножа. Тут, без своих воинов, он беззащитен. Закон об оскорблении величия римского народа, принятый лет восемьсот назад, никто и не думал отменять.

— Я сказал все, что хотел, — ответил Само, взмахом руки отпуская царедворцев. — Мои гонцы будут приходить каждые две недели. Ты, Александр, отвечаешь за те сведения, что будут попадать ко мне. Головой!

— Да, ваша царственность! — патрикий склонился и вышел из покоев, не спуская с повелителей преданных глаз.

— Теперь ты, парень! — сказал Самослав, и Ираклий вскинул на него удивленный взгляд. Никто и никогда с ним так не разговаривал, даже мама. — У меня нет для тебя нужной подсказки. Не верь ни единой живой душе. В этом дворце тебя может предать любой. Все, что я хочу тебе посоветовать — постарайся уцелеть. Просто выживи! В ближайший год для тебя это станет серьезной задачей.

— Вы думаете, меня захотят убить? — негромко спросил четырнадцатилетний император, который смотрел на мир ясным и наивным взором.

— Не сомневаюсь, — кивнул Самослав. — Слишком многие ненавидят твою мать. А Валентин, этот дурак, все равно пойдет воевать. И его разобьют.

— Но почему? — изумился Ираклий.

— Да потому что он дурак! — фыркнул Святослав. — А таких всегда бьют. Он захочет поскорее закрепить свою власть громкой победой. Но если у него это вдруг получится, он убьет тебя и сядет на твое место. Он же зять Константа. Зачем ему нужен ты?

— Но я же нахожусь под вашей защитой! — пошептал несчастный мальчишка. — Он не посмеет!

— Валентин — неплохой воин, но невеликого ума, — сожалеюще сказал Самослав. — А такие непредсказуемы. Он может сделать глупость, не думая о последствиях. А может привлечь евнухов, и те сплетут такую интригу, что он не будет виноват ни в чем. Он будет рыдать над твоей могилой и даже казнит какого-нибудь бедолагу. Но дело будет сделано. Если почуешь измену, беги немедля! Я укрою и тебя, и твоих братьев. Имей это в виду.

— Я римский император! — выпрямил вдруг спину мальчишка. — Я сын великого Ираклия! Они не посмеют!

— Я думаю, он скорее побоится отрезать тебе нос и сослать на острова, раз уж ты под моей защитой, — пожал плечами Самослав. — Впрочем, мое дело предложить, а ты уже решай сам.

* * *

Лагерь гудел как гигантский пчелиный улей. Воины получат по десять солидов награды, а это куда больше, чем мог принести обычному солдату или всаднику любой поход. Им пока выдали по пять рублей серебром, чтобы не лишать промышленность Словении будущих прибылей. Но даже это взорвало торговлю Константинополя, которая страдала без платежеспособного спроса. Плохо было с разменной монетой в Константинополе, а она и есть пища для мелких лавочников и купцов. Все торговцы столицы, которых разом обуяла жадность, ринулись к лагерю варваров. Их вывели из города во избежание недоразумений.

— Серьги! Серьги! — орал купец, размахивая своим товаром у лагерных ворот.

— Ткани! Лучшие ткани! — надрывался другой!

— А вот ковры!

— Платки, доблестные воины! — тряс купец цветастыми тряпками. — Купите своим женам и дочерям!

Горы серебра перекочевали из карманов воинов в пояса и кошели ромеев. И многие из них вертели в руках новенькие рубли с гордым профилем августа Самослава и его сына. Одно лицо чуть наползало на другое, напоминая барельеф неизвестных здесь Маркса и Энгельса. А вот на обратной стороне…

— Орел двуглавый? — удивлялись ромеи. — Диадема императорская над головами? Ишь ты! Затейливо! Ну до чего же работа добрая! И не скажешь, что варвары били!

— Да какие варвары, дурень! — непонимающе смотрели на него. — Это же благородного римского императора монета. Разве варвары могут красоту такую сотворить?

Воины еще тратили остатки денег, а обозные уже сворачивали лагерь и собирали телеги с воинской снастью, которая не понадобилась в этом походе. Сворачивался и походный госпиталь, где трудился лекарь Иржи, который прибыл совсем недавно. Он сидел на бревне и в сотый раз перечитывал письмо из Братиславы, что прислала ему мать. На его лице застыло дурацкое выражение, которое не сходило с него уже второй день. Он мечтал попасть в Братиславу, чтобы увидеть ту, кто поразил его сердце с первого взгляда. Ему плевать, что теперь его сгноят в нарядах за самовольную отлучку. Он всё равно увидит Ванду, а остальное уже неважно.