Гибель титанов ч.2

— Двадцать фунтов золота, — смутился Коста, который был наслышан о чудовищных расценках дворца.

— Ты так богат? — удивленно посмотрел на него экзарх. — Полторы тысячи солидов без малого. Ты готов заплатить такие деньги, чтобы возвыситься? Ты так тщеславен? Да кто ты такой, Геннадий?

— Я из купеческого рода, сиятельный, — скромно ответил Коста. — Мои родители незнатны, но достаточно состоятельны, чтобы позволить себе это.

— Да что же там творится, если званием протоспафария жалуют всякую шваль? — изумился Григорий. — Скажи честно, Геннадий, все совсем плохо? Я не понимаю, что они делают. Арабы громят наши войска, а патриарх присылает письмо, которое ставит мою провинцию на грань бунта. Что вообще происходит?

— По-моему, они спятили, сиятельный, — пугливо оглянулся по сторонам Коста. — Простите меня за немыслимую дерзость.Я и сам придерживаюсь истинной веры. Мне это учение о единой воле господа нашего поперек горла стоит. Я первым делом причастился, когда в Карфаген прибыл.

— Да-а…, — изумленно протянул экзарх. — Ты и впрямь из новых. Никогда дворцовый чиновник не произнесет таких слов. Его же вышибут со службы, а денег не вернут.

— Мне за державу обидно! — выставил вперед тощую грудь Коста. — Патрикий Валентин из лагеря бежал, и всю казну оставил арабам, сиятельный! Всю, до последнего солида! Да логофет геникона рвет на себе волосы! Он не представляет, где брать деньги!

— Надо же! — изумленно посмотрел на него Григорий. — Что-то и впрямь меняется в этом мире. Никогда ничего подобного не слышал от дворцового чинуши. Ты можешь быть свободен, Геннадий. Поезжай в Константинополь, ответа на письмо не будет.

— Слушаюсь, сиятельный, — глубоко склонился Коста.

— Ему за державу обидно! — экзарх повторил эти слова еще раз, хмыкнул и повернулся к хартуларию, который разглядывал пурпурные чернила и такую знакомую печать на свитке. Тот никак не мог поверить в столь вопиющую глупость.

— Нас воины на копья поднимут, — мрачно сказал чиновник и свернул письмо в трубочку. — А епископы проклянут. Чернь взбунтуется сразу же после воскресной службы. В Египте уже попробовали насильно ввести Эктезис. Как мы помним, это скверно закончилось, сиятельный…

— Черта с два я его здесь введу, — мрачно ответил Григорий. — Я отложусь от Константинополя (2). Ну вот скажи, Савелий, почему бывший купец понимает, что это сумасшествие, а столичные сенаторы — нет. А ведь у них здесь имения!

— Лучше так, сиятельный, — махнул рукой хартуларий, — чем получить бунт. Судя по всему, в Константинополе будет сейчас не до нас. У них нет ни армии, ни флота, ни денег. Я думаю, они проглотят, даже если вы объявите себя василевсом. У вас для этого достаточно прав. Уж точно больше, чем у Валентина, который метит на это место. Все-таки вы родной дядя нашего непобедимого августа Константа, а не какой-то князек из рода Аршакуни.

А Коста, который обливался потом под расшитым одеянием, вовсю спешил на корабль. Его спутники покинут Карфаген, а он пока останется здесь. Ведь на слепой случай полагаться нельзя. Он подтолкнул события в нужном направлении, но вдруг экзарх струсит или послушает своих советников. В этом случае весь план может полететь к чертям.

Прямо перед отплытием по сходням спустился худой, как палка, матрос, который нес в руке убогую котомку с пожитками. Он решительно направился в пригород, где поищет себе жилье. Он побудет здесь пару месяцев, пока не убедится, что события пошли именно так, как задумал государь в далекой Братиславе.

1 Процветающее сельское хозяйство северной Африки было уничтожено нашествием арабского племени бану Хиляль в 11 веке. Кочевники истребили или ассимилировали местное население, превратив сельскохозяйственные угодья в пастбища. Последствия этого события оказались столько чудовищны, что ощущаются до сих пор, а на севере Ливии и в Тунисе теперь живут практически лишь потомки арабов.

2 Экзарх Григорий в реальной истории восстал в 646 году. Он был яростным противником монофелитства. Он провозгласил себя императором и погиб через год в битве с арабами. Вернуть Африку империя даже не попыталась. У нее на тот момент просто не было для этого сил. Она пыталась это сделать позже, а сам Карфаген пал только в 698 году.

Глава 35

В тоже самое время. Константинополь.