Гибель царей

Солдат рыкнул и обрушил на Марка сильнейший удар, которым мог расколоть ему череп. Меч ушел в пустоту, легионер последовал за ним, и Брут слегка обозначил удар по основанию шеи, по силе достаточный для того, чтобы соперник растянулся на земле.

Тяжело дыша, тот поднялся на ноги и обратился к Бруту:

— Как насчет завтрашнего вечера? Уродлив я или нет, но побить тебя мне все же удастся, если мы сойдемся еще раз.

Пожав плечами, Марк указал на очередь из ожидающих солдат.

— Перед тобой уже есть желающие, но я постараюсь договориться с Каберой, чтобы он поставил тебя завтрашним вечером, если хочешь. Знаешь, ты несколько скованно двигаешься.

Солдат посмотрел на свои руки и кивнул.

— Поработай над запястьями, — продолжал Брут серьезно. — Если они станут достаточно крепкими, в бою ты будешь себя чувствовать увереннее.

Легионер направился к толпе, задумавшись и медленно помахивая перед собой мечом.

Кабера пригласил следующего, подтолкнув вперед, словно любимого ребенка.

— Он утверждает, что хорош. Несколько лет назад был лучшим в своей центурии. Квартирмейстер спрашивает, не желаешь ли ты снова повысить ставки. Думаю, он заволновался.

Кабера ухмыльнулся Бруту, очень довольный тем, что после первого скучного дня в обозах сумел попасть в ряды Перворожденного.

Брут осмотрел очередного претендента с головы до пят, отметил про себя мощные плечи и узкую талию. Легионер проигнорировал оценивающий взгляд — он потягивался, разогревая мускулы.

— Как тебя зовут? — спросил у него Брут.

— Центурион Домиций, — ответил воин.

Было в нем что-то, заставившее Брута подозрительно сощурить глаза.

— Ты был лучшим в центурии? Сколько лет назад?

— Три года. В последний раз стал лучшим в легионе, — ответил Домиций, продолжая разминаться и не глядя на молодого соперника.

Брут быстро переглянулся с Каберой и тут же заметил, что вокруг них собрался, похоже, весь лагерь, кроме часовых. В толпе он увидел Рения и помрачнел. Трудно расслабиться, если человек, который тебя учил, с сомнением покачивает головой.

Брут постарался собрать всю свою уверенность.

— Дело в том, Домиций, что я не сомневаюсь в твоем мастерстве, но в каждом поколении найдется лучший из всех. Это закон природы.

Домиций, не спеша, потягивал мышцы ног. Казалось, он обдумывает слова соперника.

— Наверное, ты прав, — ответил он.

— Конечно, я прав. Кто-то должен быть лучшим, и без ложной скромности скажу, что это — я.

Брут пристально наблюдал за реакцией на свои слова.

— Без ложной скромности?.. — проворчал Домиций, расправляя мышцы спины.

Марк почувствовал, что спокойствие легионера начинает раздражать его. Эта неспешная, почти сонная разминка его рассердила.

— Хорошо. Кабера! Иди скажи квартирмейстеру, что я повышаю ставку на поединок с Домицием.

— Не думаю, что… — начал было старый лекарь, с сомнением посматривая на претендента.

Домиций почти на голову был выше Брута и двигался с редкой легкостью и уверенностью.

— Иди и скажи. Еще один поединок, и пойдем собирать деньги.

Скривив губы, Кабера зашагал прочь.

Расправив плечи и выпрямившись во весь рост, Домиций улыбнулся Бруту.

— Я этого и ждал, — сообщил он. — Мои друзья потеряли кучу денег, делая ставки против тебя.

— И ты не сделал никаких выводов? Перейдем к делу, — коротко бросил Брут.

Домиций вздохнул.

— Вы, коротышки, всегда такие нетерпеливые, — сказал он, покачивая головой.

Октавиан вытер рукой нос, оставив на коже мокрый след.

Поначалу город показался ему незнакомым местом. Прошмыгнуть в ворота незаметно для стражников не составило труда — он спрятался за въезжающей в город повозкой. За стенами мальчика сразу же ошеломили шум, запахи и суета людей. За месяцы, проведенные в поместье, он успел забыть о городской жизни, не прекращавшей бурлить даже ночью.

Мальчик надеялся, что Тубрук беспокоится о нем. Через день-два его встретят в поместье с распростертыми объятиями. В особенности если он упросит Таббика заново отковать и отточить клинок. Все, что требуется, — это не попасть в какую-нибудь неприятность до утра, когда откроется маленькая мастерская. Меч, завернутый в лошадиную попону, он держал под мышкой. Иначе, как думал Октавиан, далеко уйти ему бы не удалось. Какой-нибудь бдительный гражданин наверняка остановил бы его — или, что еще хуже, гладий мог отнять вор, чтобы продать в мастерскую не столь честного ремесленника, как Таббик.

Почти бессознательно Октавиан направил шаги в направлении дома своей матери. Только бы провести ночь там, а наутро увидеть Таббика.

Через пару дней он вернется, и Тубрук забудет о гневе. Мальчик подумал о том, что скажет мать, увидев его, и поморщился. Конечно, решит, что меч Октавиан украл. Он с грустью признался себе, что для матери она слишком недоверчива. Атия никогда ему не верила, даже если он говорил правду, и это страшно злило Октавиана.

Возможно, лучше вызвать Александрию, увидеться с ней, не показываясь на глаза остальным обитателям дома. Она лучше матери поймет, что ему необходимо сделать.