— А почему ты решил, что я не могу просто взять деньги и отправиться прямиком на север Италии, домой? — спросил он.
Юлий едва заметно нахмурился и посмотрел на капитана холодными глазами.
— Потому что если ты так поступишь, я стану твоим врагом. Ты хорошо знаешь, что в конце концов я доберусь до тебя и уничтожу.
Голос Цезаря звучал спокойно, почти равнодушно, но Дур видел расправу над пиратами и уже знал о том, что Цельса выбросили за борт его же корабля. Ему вдруг стало зябко. Он плотнее закутался в плащ.
— Очень хорошо. Сделаю так, как велишь, но учти: я проклинаю тот день, когда ты впервые ступил на палубу «Вентула», — процедил торговец сквозь зубы.
— Всем моим людям высадиться на берег! — громко крикнул Юлий часовому, стоявшему на носу триремы Дура.
Солдат отсалютовал и скрылся из виду. Капитан почувствовал себя так, словно камень свалился с души.
— Благодарю тебя, — сказал он Юлию.
Ничего не ответив, офицер зашагал назад, к складам.
Немного в стороне, там, где заканчивались каменные плиты доков и начиналась голая земля, высились пять крестов со свисающими с них телами. Указав на них рукой, Цезарь на ходу отрывисто бросил торговцу:
— Не забывай.
Забыть о таком?.. Капитан помотал головой.
Наступила ночь, и легионеры собрались в одном из складских помещений, меньше пострадавшем от пожара. Одна из стен покрылась копотью, внутри стоял запах гари, но здание не сгорело, и было сухо и тепло. Пошел дождь: по деревянной крыше забарабанили тяжелые капли.
В лампах, принесенных с триремы Цельса, почти не осталось масла, и римляне прикрутили фитили так, чтобы они давали самый слабый, едва разгоняющий тьму в помещении, свет. На полу были разбросаны зерна пшеницы, просыпанные грабителями. Римляне расселись на рваных мешках, стараясь устроиться поудобнее.
Гадитик встал, чтобы обратиться к солдатам. Почти все работали целый день — ремонтировали крышу, переносили припасы и снаряжение с кораблей, которые с началом отлива должны были выйти в море.
— Пора подумать о будущем, друзья. Я рассчитывал немного отдохнуть в спокойном римском порту перед возвращением домой. Но царь греков перерезал наших солдат. Такое нельзя оставлять безнаказанным.
По складу пронеслось ворчание воинов. Трудно было понять, что оно означало — согласие или недовольство словами центуриона. Сидя рядом с Гадитиком, Юлий посматривал на своих людей. Он провел так много времени, выслеживая Цельса, столь полно отдался поставленной цели, что просто не думал о будущем. В голове время от времени всплывала мысль об отдаленной встрече с диктатором Рима, но она больше походила на неясную мечту. Внезапно его осенило: если он, Цезарь, приведет в легион новую центурию, то сенату придется оценить его заслуги и отметить официальным назначением.
Юлий невесело усмехнулся. Могут и не отметить. Снова назначат Гадитика центурионом, а молодого тессерария — командиром двух десятков воинов. Не такие люди сенаторы, чтобы признать его невероятное влияние на это собрание вроде бы случайных людей. С другой стороны, теперь он обладает огромным состоянием, и если им распорядиться мудро, то можно обрести значительное влияние. Интересно, удовлетворит ли его такое положение, подумал Цезарь и улыбнулся.
Солдаты не замечали смены настроения на лице молодого офицера, их взоры были прикованы к Гадитику. На все вопросы существовал простой ответ. Юлий убедился: нет ничего прекраснее, чем вести за собой людей, ничего дерзновеннее, чем рассчитывать только на свои силы и ни у кого не просить помощи. В самых тяжелых ситуациях солдаты Цезаря ждали, что он укажет правильный путь, подскажет, как сделать следующий шаг. Видят боги, гораздо легче бездумно следовать за вождем, но разве это может принести удовлетворение? Какой-то частью своего существа Юлий склонялся к спокойствию, к простой радости ощущать себя членом отряда. Однако сердце его жаждало хмельной смеси из опасности и страха, которая дается только властью над людьми.
Как могло случиться, что Сулла умер? Эта мысль возвращалась снова и снова, не давая покоя. Умирающий ничего не знал, сообщил только, что легионерам приказано весь год носить черные туники. Когда несчастный впал в беспамятство, Юлий ушел, оставив его на попечение Каберы, а на закате бедняга умер. Цезарь приказал предать его тело огню, как и трупы остальных погибших. Сейчас ему было стыдно, что он не удосужился спросить имя этого человека.
— Юлий, ты хочешь что-нибудь сказать им? — неожиданно спросил Гадитик, прервав его размышления и заставив вздрогнуть.
Цезарь со стыдом понял, что ничего не слышал, ни одного слова из выступления старшего товарища. Приводя в порядок свои мысли, он медленно поднялся.
— Знаю, что многим из вас не терпится увидеть Рим… И вы его увидите. Мой город — чудесное место, сказка из мрамора, рожденная мощью легионов. Каждый легионер связан клятвой защищать сыновей и дочерей Рима, где бы они ни находились. Стоит кому-нибудь заявить: «Я — римский гражданин», и ему обеспечены наша поддержка и уважение.
Он помолчал, обводя глазами слушавших его солдат.