Читаем Гибель великого города полностью

Она не могла скрыть разочарования и обиды, словно на ее глазах растоптали любимый цветок, и теперь ее сердце, подобно пчеле, кружилось над этим по-прежнему прекрасным, но уже оскверненным цветком, и не решалось прикоснуться к нему.

Старик подумал с минуту, и сказал без прежней ожесточенности:

— Не пытайтесь остановить несчастную муху, летящую в тенета паука, — она все равно устремится навстречу гибели. Глаза старого Вишваджита привыкли к мраку времен, и теперь он не собьется с пути! Он знает, что сердце женщины подобно яркому мотыльку: поймаешь его — и он бьется в руках, оставляя на пальцах пыльцу своих крылышек, а отпустишь — летит в луга и снова покрывает крылышки цветочной пыльцой. Старый Вишваджит все видит, но ничего не может предотвратить. Что ему остается делать, как не смеяться над несчастными жертвами?!

Заглянув в печальные глаза своей подруги, Виллибхиттур ответил:

— Почтенный старец! Ты мудр. Но ты ведь знаешь, что женщина — дитя. Пусть она посмотрит…

— Поэт! — с тяжким вздохом прервал его нищий. — В этом отравленном болоте когда-то погиб высокочтимый Вишваджит. Там не мужчины, а водяные чудовища, не женщины, а скользкая предательская тина. Человек тонет в ней, но проходит время, и она снова становится заманчивой, по-прежнему гладкой, бархатистой, ласковой… Однако если человек только что проснулся, — закричал вдруг старик, — он не знает, что ему делать! Он ни о чем не ведает!

И Вишваджит побрел прочь.

Вени и поэт подошли к бассейну и уселись на одной из ступеней.

— Как страшно говорит старик! — сказала Вени. — На что он так сердится?

— Забудь о нем! Он не в своем уме. Он проиграл все в жизни, а теперь хочет, чтобы люди считали этот проигрыш победой. В этом его утешение!

Виллибхиттур ласково поправил волосы подруги. Вени спросила:

— Мы будем петь?

Страстная тоскующая мелодия ворвалась в многоголосый шум купальни, властно подчиняя себе всех присутствующих. Люди плотным кольцом окружили певцов, с восторгом внимая пленительной песне, подобной трепету теней на водяной зыби. В глазах Амен-Ра застыло вожделение. А Манибандх смотрел на юную танцовщицу широко раскрытыми глазами, — их взгляды поминутно встречались. Веки Виллибхиттура были плотно сомкнуты, он весь ушел в музыку…

Когда певец умолк, Манибандх торжественно заговорил:

— Почтенные горожане! Мы должны сердечно приветствовать гостей Мохенджо-Даро! Пусть их священная песня звучит в нашем великом городе! Слушая эту песню, я представлял себе тысячеголосый хор, возводящий величественный храм нашего духа. Такова сила их искусства! Добро пожаловать, наши гости!

Певец открыл глаза.

— Добро пожаловать, дорогой гость! Приглашаем вас совершить омовение! — обратился к нему Манибандх, по-прежнему не сводя глаз с подруги певца.

Виллибхиттур, улыбнувшись, ответил:

— Смеем ли мы равняться с почтенными господами, высокочтимый купец?

— В великом городе все равны! — возразил Манибандх и указал на толпу. — У всех, кроме рабов, равные права.

Лицо Амен-Ра искривилось. Эти слова пришлись ему не по душе. Он чувствовал себя куда лучше при таком жестоком правителе, как фараон. Египетский купец видел в равенстве людей оскорбление всего святого — богатства, знатности, закона, религии. Как смеет какой-то жалкий бедняк иметь одинаковые с ним права!

— Теперь, красавица, тебе следует потанцевать и воде, — пошутил Манибандх, обращаясь к Вени. — Горожанам хочется видеть тебя среди красавиц Мохенджо-Даро. Смотри, как горят их глаза!

Вени, незаметно окинув взглядом могучую фигуру Манибандха, ответила:

— Но высокочтимый старец уверял, что нам, чужеземцам, запрещено купаться в бассейне…

— О ком ты говоришь, красавица? — в изумлении спросил Манибандх.

— О высокочтимом Вишваджите!

Раздался невообразимый хохот. Какой-то юноша, давясь от смеха, проговорил:

— Вот так вельможа! Он и фараона египетского сочтет за своего раба!

Толпа вновь захохотала. Виллибхиттур посмотрел вокруг и сказал:

— Я буду петь на берегу, а вы наслаждайтесь купаньем. Я слишком устал для развлечений…

— Можем ли мы чем-нибудь услужить нашему гостю? — любезно осведомился Манибандх.

— Благодарю, высокочтимый! Мне ничего не надо!

Но Манибандх уже кричал:

— Эй, Апап! Вина для великого поэта!

Апап бросился исполнять приказание.

— Деви! — обратился Манибандх к танцовщице. — Ты словно лотос, привлекающий пчел! Своей песней ты победила наши сердца. Пригласите ее к себе! — крикнул он женщинам.

— Иди к нам, красавица, — раздалось множество голосов.

Танцовщица кинулась в воду, с плеском принявшую ее в свои объятия.

— Эй, жители Мохенджо-Даро! — кричал из воды Манибандх. — Эта дочь дравидской страны — самая заветная песнь наших сердец! Она — венец нашей славы!

Помахивая рукой в знак приветствия, Вени говорила:

— Низкий поклон всем вам!

— Слава нашему Манибандху! — воскликнул один из юношей. — Он принес веселье в Мохенджо-Даро!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза