До сих пор неизвестно, какие потери понесло гражданское население во время битвы за Берлин. Основываясь на среднестатистических вычислениях, можно сказать, что погибло около 100 тысяч гражданских лиц. По меньшей мере, 20 тысяч погибло от сердечных приступов, около 6 тысяч совершили самоубийство, остальные были либо убиты во время артобстрелов или уличных боев, либо позже умерли от ран. Около 100–200 тысяч немок в Берлине подверглись насилию.
Что касается военных потерь с немецкой стороны, то о них, так же, как и о потерях среди гражданского населения, точных сведений нет. Поданным советской стороны — более 100 тысяч убитых красноармейцев в боях от Одера до полного захвата Берлина. Конев, правда, называл другую цифру — 150 тысяч{831}. С 16 апреля до 8 мая фронты Жукова, Рокоссовского и Конева потеряли 304 887 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести. Практически, битва за Берлин стоила жизни полумиллиону человек{832}.
Считается, что грабежи и изнасилования продолжались в Берлине в течение двух недель после его захвата, но это не так. Даже почти три месяца спустя после победы, 3 августа, Жуков был вынужден издать приказ о борьбе с проявлениями хулиганства, физического насилия и других «скандальных проступков» советских солдат по отношению к гражданскому населению Германии{833}.
Одной из причин, почему Германия воевала так долго и ожесточенно, является тот факт, что немцы были убеждены — поражение в войне означает «тотальную катастрофу». Иными словами, немцы верили, что их страна полностью будет подчинена другому государству, а все солдаты и офицеры, взятые в плен, проведут остаток жизни в Сибири. Однако когда сопротивление Германии было сломлено, а Гитлер покончил жизнь самоубийством, поведение немцев радикально изменилось. Причем оно изменилось настолько, что вызывало удивление даже у советских военнослужащих. Советская сторона ожидала от немцев чего-то вроде партизанской войны (подобно той, которая развернулась в СССР) и была шокирована послушанием немцев. Серов докладывал Берии, что местное население проявляет безоговорочное повиновение. Солдаты Красной армии приходили в изумление от того, каким образом немцы создавали коммунистические символы. Они вырезали из нацистского знамени свастику и вывешивали на улицах дырявое красное полотнище. Злые на язык берлинцы называли подобное явление «Хайль Сталин»{834}.
1 мая к Чуйкову под белым флагом прибыл генерал Кребс, комендант Берлина. Он немного говорил по-русски и с невыразимой наглостью попытался заговорить с Чуйковым на равных, начав разговор с общих тем: «Сегодня Первое мая, великий праздник для обеих наших наций…» Чуйков быстро нашелся и саркастически сказал: «У нас сегодня великий праздник, а как там у вас — трудно сказать»{835}.
ЭПИЛОГ
«Все войны когда-нибудь прекращаются, но ни одна не кончается».
«Bewahre uns der Himmel vor dem Verstehen. Es nimmt unserem Zorn die Kraft, unserem Haß die Würde, unserer Rache die Lust und noch unserer Erinnerang die Seligkeit».
«Победа союзников в 1945 г. была не победой над Германием, а победой в войне за Германию».
«Die Leute, die unsere Geschichte zuschaufeln wollten, haben sich als ihre Ausgraber erwiesen».
Роберт Конквест в книге о коллективизации в СССР — «Жатва скорби» — писал, что рассматриваемые события оплачены страшной ценой, по двадцать человеческих жизней, притом не за слово, а за каждую букву в его книге. Если развить эту необычную метафору по отношению к Второй мировой войне, то за каждым знаком в этой книге — больше шестидесяти погибших в войну людей.
Что касается Германии (эта книга, собственно, о ней), то из этого огромного количества погибших на Восточном фронте погибло или пропало без вести 2,7 миллиона немецких солдат — каждый второй погибший на войне немецкий солдат. До марта 1942 г. война на Восточном фронте поглотила треть немецкой армии на Востоке: число раненых, убитых, пропавших без вести и пленных достигло 1 миллиона. До конца марта 1945 г. эта цифра выросла до 6 172 373 немецких солдат{836}. 8,7 миллиона немецких солдат побывало после войны в плену.