Гибель веры

И тут же выскочил в коридор и на кухню. Наклонился, чмокнул Паолу в щеку – да он выше, что ли, стал, подумал Брунетти, который сидел.

Раффи поднял крышку сковороды и, увидев, что там шипит, снова поцеловал мать.

– Умираю с голоду, мам! Когда есть будем?

– Как только твоя сестра материализуется. – И Паола повернулась прикрутить пламя под закипевшей водой.

Раффи отвернул рукав и взглянул на часы.

– Ты же знаешь – она всегда вовремя. Еще семь минут – и войдет в дверь. Так почему бы тебе не загрузить макароны?

Он потянулся через стол, вскрыл целлофановый пакет хлебных палочек и вытащил три тонких гриссини; захватил их кончики зубами и, как кролик, жующий три длинные травинки, зажевывал, пока они не исчезли. Извлек еще три и повторил процедуру.

– Ну, давай же, мам! Прямо как зверь голоден, а мне днем к Массимо надо, физику готовить.

Паола поставила на стол блюдо жареных баклажанов, кивнула, соглашаясь, и принялась кидать мягкие полоски пасты в кипяток. Брунетти вынул листок из конверта и вручил Раффи с вопросом:

– Ты что-нибудь об этом знаешь?

Только в последнее время, когда закончился его «марксистский», по определению родителей, период, табели Раффи стали образцово-показательными, какими были у Кьяры с первых школьных дней. Но даже в самые «пофигистские» моменты он чувствовал только гордость за успехи сестры.

Парень повертел листок так и сяк, посмотрел и отдал отцу без единого слова.

– Так как же? – настаивал Брунетти.

– Подрывное, значит? – только и ответил Раффи.

Паола, мешая пасту, несколько раз тяжело звякнула по стенкам кастрюльки.

– Знаешь или нет? – повторил ему отец.

– Вообще-то, нет, – буркнул Раффи, не желая ничего объяснять.

Родители хранили молчание, и Раффи опечалился, его выдал голос:

– Мама сейчас рассердится.

– На что? – с ненатуральной беззаботностью поинтересовалась Паола.

– На… – начал Раффи и смолк: в двери повернулся ключ – это Кьяра.

– А вот и виновная явилась! – провозгласил он и налил себе стакан минеральной воды.

Все трое смотрели, как Кьяра вешает куртку на крючок в коридоре, роняет книги, подбирает, кладет в кресло. Вот прошла по коридору к ним и встала в дверях.

– Кто-нибудь умер? – осведомилась она без тени иронии в голосе.

Паола взяла из шкафчика дуршлаг, поставила в раковину, слила в него пасту. Кьяра, все еще стоя в дверях, опять вопросила:

– Что случилось?

Паола была занята смешиванием пасты и соуса в большой миске; пришлось Брунетти объяснить:

– Получили твой табель.

У Кьяры вытянулось лицо.

– О! – И ничего больше не добавив, она просочилась за отцовской спиной к столу и села на свое место.

Паола положила, начиная с тарелки Раффи, четыре высоких горки пасты, подала тертый пармезан, щедро посыпала все порции и стала есть; остальные – за ней.

Кьяра первая опустошила свою тарелку и протянула ее матери за добавкой, проговорив:

– Религия, ага?

– Да, у тебя очень низкая оценка.

– Какая?

– Тройка.

Кьяра удержалась, чтобы не поморщиться, – с заметным усилием.

– Ты знаешь, почему такая плохая отметка? – Брунетти держал руки над пустой тарелкой – это для Паолы означает «больше не хочу».

Кьяра приступила ко второй порции, а тем временем Паола еще раз наполнила тарелку Раффи – как раз все, что осталось.

– Да нет, кажется, не знаю.

– Ты что, не учила? – решила уточнить Паола.

– Там нечего учить, – пробурчала Кьяра, – только этот тупой катехизис. Его можно запомнить за полдня.

– И что же? – подхватил Брунетти.

Раффи выбрал булочку из корзинки в центре стола, разломил пополам и принялся подчищать соус.

– Это падре Лючано? – пришел он на помощь сестре.

Кьяра кивнула, опустила вилку и кинула взор на плиту – что еще на обед?

– Ты знаешь этого падре Лючано? – спросил Брунетти у Раффи.

Мальчик выразительно округлил глаза:

– Господи, да кто ж его не знает? – И повернулся к сестре: – Ты когда-нибудь ходила к нему на исповедь, Кьяра?

Та повертела головой, но не проронила ни слова.

Паола встала из-за стола и собрала верхние тарелки, оставив большие, на которых они стояли. Прошла к плите, открыла ее и вынула блюдо с отбивными, разложила по краю блюда несколько лимонных долек и поставила его на стол. Брунетти взял две отбивные, Паола положила себе баклажанов, никто ничего не говорил.

Видя, что Паола старается не вмешиваться, Брунетти опять обратился к Раффи:

– И что же это такое – сходить к нему на исповедь?

– О, он известный спец по детишкам. – Раффи тоже взял две отбивные.

– Чем известный?

Вместо ответа Раффи метнул взгляд в сторону Кьяры. И отец и мать обратили внимание – девочка чуть заметно качает головой и старательно нагибается, – мол, занята едой и больше ничем.

Брунетти положил вилку. Кьяра не поднимала глаз, а Раффи глядел на Паолу – та по-прежнему молчала.

– Ну ладно, – произнес Брунетти не так спокойно и легко, как самому хотелось бы. – Что здесь происходит и не пора ли нам узнать об этом падре Лючано?

Перевел взгляд с Раффи, который упорно избегал встречаться с ним глазами, на Кьяру, и его поразило, что лицо ее заливает густая краска. Спросил мягко:

– Кьяра, можно Раффи расскажет нам что знает?