– Сначала он ничего не хотел говорить. Не знаю, может, чтобы слухи не распространять. Марко – он такой, синьор, – объяснил Мьотти, как будто просил начальника не принимать к тому меры за слабость характера. – Но потом я ему растолковал, что мне очень надо узнать, и он рассказал: был разговор – только разговор, синьор, – что этот священник связан с «Опус Деи» [27]. Он точно не знал, только слышал кое-что об этом. Вы поняли, синьор?
– Да, понял. Еще что-нибудь?
– Не очень важное, синьор. Я попробовал представить, что вы захотели бы узнать, что спросите, когда я вам это перескажу. Подумал, – вы захотели бы узнать, поверил ли Марко этим разговорам. И я его спросил, поверил ли.
– Ну и?…
– Поверил, синьор.
– Спасибо, Мьотти. Идите читайте дальше.
– Спасибо, синьор.
– Что читаете?
– «Кватроуте», – назвал он самый популярный автомобильный журнал.
– Ясно. Спасибо, Мьотти.
– Да, синьор.
О сладчайший, милосердный Иисусе, спаси нас и помилуй! При мысли об «Опус Деи» Брунетти не удержался и позволил внутреннему голосу одну из любимых молитв своей матери. Если какая-то тайна и окутана непостижимостью, то это «Опус Деи». Брунетти знал только, что это какая-то религиозная организация, полуклерикальная-полусветская, которая присягнула на абсолютную верность папе и посвящена некоему обновлению власти и могущества церкви. Обдумав, что он знает об «Опус Деи» и откуда, он отметил, что не может быть уверен в истинности ничего из этого. Если секретное общество – это секрет по определению, то все, что «известно» о нем, может быть ошибочным.
Масоны, с их кольцами, мастерками и фартучками коктейльных официанток, всегда казались ему очаровательными. Он мало знал о них, но всегда считал их скорее безобидными, чем опасными. Пришлось признать: в немалой степени это результат того, что он слишком часто видел их нейтрализованными прелестной забавностью «Волшебной флейты».
Но «Опус Деи» – совершенно другое дело. Он знал о них еще меньше, – если честно, так вообще ничего, – но уже одно то, как звучит название, было как дуновение холода.
Он попытался дистанцироваться от дурацких предрассудков и вспомнить, что он читал или слышал именно об «Опус Деи», – что-нибудь материальное и проверяемое, – но так ничего и не вспомнил. Обнаружил, что размышляет о цыганах, потому что его «знания» о них того же рода, что и об «Опус Деи»: итог повторенных слов, каких-то историй, но ни имен, ни дат, ни фактов. Кумулятивный эффект порождает ту самую атмосферу тайны, которую любое закрытое сообщество создает в противоборство с теми, кто в нем не состоит.
Стал придумывать, у кого бы добыть точную информацию, но не удалось вообразить никого, кроме анонимного приятеля синьорины Элеттры в офисе патриарха. Что ж, если церковь пригревает змею на груди, так на этой груди и стоит искать сведения.
Когда он вошел к синьорине Элеттре, она подняла глаза, – не ожидала опять его увидеть.
– Да, комиссар?
– Мне надо попросить вашего друга еще об одном одолжении.
– Да? – И взяла записную книжку.
– «Опус Деи».
Она явно удивлена – всего лишь чуть расширились глаза, но он заметил.
– Что вы хотели бы узнать о них, синьор?
– Как они могут участвовать в том, что здесь происходит.
– Вы имеете в виду завещания и ту женщину в больнице?
– Да. – И, почти запоздав с этой мыслью, добавил: – И не могли бы вы попросить его посмотреть, нет ли тут связи с отцом Кавалетти?
Она записала и это.
– А священник, имени которого вы не знаете, комиссар? Священник графини Кривони, если его так можно назвать?
Брунетти кивнул:
– А вы знаете что-нибудь о них, синьорина?
– Нет, не больше, чем все. Они тайные, серьезные и опасные.
– Вам не кажется, что тут преувеличение?
– Нет.
– Не знаете ли вы, нет ли у них… – Брунетти подыскивал правильное слово, – филиала в этом городе?
– Не имею представления, синьор.
– Странно, не так ли? Ни у кого из нас нет точной информации, но это не мешает нам подозревать их и бояться.
Она промолчала, но он настаивал:
– Ведь странно, правда?
– Я придерживаюсь противоположной точки зрения, синьор.
– И какова же она?
– Считаю, – если бы мы знали о них, боялись бы еще больше.
Глава 16
В бумагах у себя на столе он нашел номер домашнего телефона доктора Фабио Мессини, набрал его и попросил доктора. Ответил женский голос: доктор слишком занят, чтобы подходить к телефону; кто говорит? Брунетти сказал только «Полиция», и она согласилась, с заметной неохотой, спросить доктора, не найдется ли у него свободной минутки.
Прошло немало минуток, прежде чем мужской голос произнес:
– Да?
– Доктор Мессини?
– Разумеется. А кто это?
– Комиссар Брунетти. – Сделал паузу, чтобы дошел чин. – Мы хотели бы задать вам некоторые вопросы,
– О чем, комиссар?
– О ваших домах престарелых.
– А что там такое? – В голосе Мессини прозвучало больше нетерпения, чем любопытства.
– О некоторых людях, которые там работают.
– Я ничего не знаю о комплектации штата, – небрежно сказал Мессини.
Брунетти немедленно разобрало любопытство – как насчет филиппинских медсестер, которые работают в доме престарелых, где живет его мать.