Гибельные боги (СИ)

Тут, однако, мессир Альбино вспомнил, что засиделся и напрасно отнимает драгоценное время хозяина, человека, как он сразу понял, высокой учёности и большого ума, после чего торопливо распрощался и откланялся.

Проводив его, Винченцо Джустиниани вернулся в библиотеку.

Размышления его были сбивчивы и сумбурны, но сам Джустиниани был человеком последовательным: вначале он сжал с краев обложку книги и убедился, что записка неизвестного Веральди исчезла. Это было ожидаемо. Но вот слова Альбино о Джанпаоло… Винченцо помнил, как умирающий протянул ему трепещущую ладонь, пытался подняться, соскользнул на подушку, но с непонятным упорством продолжал тянуть к нему руку. Помнил он и сухость, даже призрачную легкость дрожащей длани больного, ее предсмертный трепет, свист губ, слова «возьми…» Но мысль о том, что он получил от дяди какую-то силу, была под стать здравомыслию спиритического сеанса. Вину и грехи Джанпаоло Винченцо простил. Простил его злобный гнев, бездушную жестокость и мстительность. Господь ему судья. Но мысль о том, что завсегдатай модных салонов и заядлый волокита, кутила и картежник, его сиятельство граф Джанпаоло Джустиниани — маг и колдун, который не мог умереть, пока не передал ему, ближайшему родственнику, своих магических сил, неожиданно произвела на Винченцо необычайное действие — он расхохотался.

Однако смех его вдруг резко прервался. Шутки шутками, а странность вчерашнего бесовского видения, причин которого он, сколько не искал, не находил, теперь хоть в какой-то мере прояснилась. Но Винченцо не верил в возможность совращения человека в область дьявольскую без его добровольного согласия, сам же он, не имея нужды ни в самоутверждении, ни в мести, не желая ни денег, ни запретных утех, не нуждался и в силах, дающих все это.

Он не соглашался принимать никаких дьявольских даров. Душа дороже. И, собственно, почему это милейший дядюшка не передал свои дивные сатанинские дары крестнице? Это тоже духовное родство. Что ему за разница? Ее не надо было разыскивать по окраинам Рима, но он почему-то ждал его, Винченцо Джустиниани, ненавистного и проклинаемого, чтобы вручить ему, против его воли, таинственные силы тьмы. Нет уж, милый дядюшка, спасибо. Взрослением и школой жизни Винченцо и вправду ему обязан, но свои бесовские таланты забери, дражайший родич, с собой в могилу.

Тут Винченцо, однако, и вовсе помрачнел и насупился. Минувшая неделя проступила новой гранью. Почему все эти люди так странно смотрели на него? Почему Массерано спросил, застал ли он Джанпаоло в живых? Почему Гизелла Поланти столь настойчиво приглашала его к себе ещё со дня похорон? А неожиданная встреча на кладбище с Марией Леркари? Что она там делала? Она вдова, но муж её похоронен не в Риме, а в Неаполе. Винченцо был еще мальчишкой, когда тот умер, и он помнил, как обсуждали распоряжение покойного о семейном склепе. Между тем старая ведьма тоже настоятельно приглашала его к Поланти, прося не забыть о ее вечере. Зачем? Почему донна Гизелла так упрямо и неотступно домогалась, чтобы он сел за этот чёртов стол? Почему вновь и вновь затевала нудные разговоры о магии?

Полно. Не мерещится ли ему то, чего нет? Жизнь Джанпаоло оборвалась безвременно, и умирал бедняга в адских муках. Но это, как назло, подтверждало слова Нардолини. Это святые умирают, засыпая. Дьявол — лжец, отец лжи и человекоубийца искони. Он может только одурачить и убить, и весьма мало заботится о комфорте своих подопечных. Но он-то, Винченцо, тут причём? Что ему за дело до глупых и грешных увлечений и весьма опасных игр с дьяволом всех этих пустых людей? Какая ему разница, что произойдет 19 мая в доме Батистини в 10.40 в новолуние?

В коридоре прошуршали чьи-то шаги. Это был не Луиджи, шаги камердинера Винченцо уже знал. На пороге библиотеки появилась Джованна. Глаза ее из-за окружавшей их тени казались огромными и больными, волосы не были убраны, лишь небрежно заплетены в косу. Она хотела что-то сказать ему, но, увидев его насупленное лицо, остановилась. Он быстро встал, указал ей на кресло и тут же сказал:

— У меня возникли новые вопросы. — Она болезненно искривилась, но он, поднявшись и расхаживая по книгохранилищу, отрывисто спросил, — мой дядя, ваш крестный, никогда не удивлял вас чем-либо странным? Соберитесь, это важно, — голос его был резок.

Джованна видела, что он взволнован, и растерялась. Она боялась, что он снова заговорит о Рокальмуто, но столь странный вопрос подлинно удивил. Джустиниани заметил ее оторопь и уточнил:

— Вы замечали за ним что-нибудь необычное?

Она закусила губу, почувствовав, что сердце бьется рывками. Этот человек, хоть уже не вызывал ненависти, пугал её. Она судорожно вздохнула и, памятуя, что с ним нельзя говорить дерзко, тихо ответила.

— Он предугадывал будущее, часто от его слов у меня проходила головная боль. У него были книги…

Он стремительно наклонился к ней.

— Где? Здесь, в библиотеке?

Джованна покачала головой.