Все началось с громовых криков «ура», словно на приступ шло целое войско, затем к ним присоединился радостный вой, проклятия и вызывающее улюлюканье; наконец весь этот гам заглушил рев машины, сопровождаемый громыханием металлических частей. Шум приближался от перекрестка улицы Сороки — Воровки по мостовой Г иблой слободы. Мамаша Жоли пронзительно взвигнула, не уступая в этом своей шавке: она трубила сбор, созывая соседей к окнам.
В мгновение ока все головы высунулись наружу.
Торжественный смотр был открыт. По улице важно катила нескладная машина, прямоугольная и длинная, как пенал. У нее был до смешного маленький двигатель, но зато великолепный кузов с остроконечным багажником. Четыре огромных тонких колеса были непомерно далеко отставлены, словно это двигалась не машина, а неведомое чудовище, пренебрежительно отбрасывавшее лапы в стороны. Пятое колесо гордо красовалось на правом борту. Длинные и плоские крылья походили на сходни. Большой руль лежал горизонтально на высоком металлическом стержне. За рулем, бледный от гордости, восседал Гьен. По обе стороны от него — Милу и Клод. На подушках заднего сиденья разва-
лился Рири. В дверцах примостились лицом друг к другу Морис и Мимиль, выставив на улицу свои зады. На левом крыле, скрестив ноги, сидел Жюльен.
На багажнике, позади всех, стоял Жако. Машину встряхивало на камнях мостовой, и, с трудом сохраняя равновесие, Жако размахивал своими длинными большими руками, неистово дирижируя этой нестройной симфонией.
Машина была выкрашена в невероятный лимонный цвет, на ее бортах ребята вывели большими буквами «Автокар Гиблой слободы» и на конце поставили огромный восклицательный знак.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
ОБОРВАВШАЯСЯ ПЕСНЯ
Два просторных автобуса фирмы Шосон, закованные в никель от кормы до форштевня, мягко подкатили к строительной площадке. Из каждой машины выскочило человек тридцать пижонов, и все они гуськом направились по лестнице на второй этаж. Прямо веселое турне по злачным местам Парижа! Целая куча департаментских представителей министерства и иностранных инженеров— англичан, бельгийцев, швейцарцев. Министерство пригласило их ознакомиться с опытным строительством. Баро и Ла Суре свалились вновь прибывшим как снег на голову, когда те еще только начинали осмотр.
— Тысяча извинений, но осматривать здесь ничего нельзя. Мы за все собственной шкурой отвечаем и не допустим, чтобы посторонние разгуливали по строительной площадке.
Чичероне экскурсантов подлетел к делегатам, любезно расставив руки, сложив губы наподобие куриной гузки.
— Но, господа, вы ошибаетесь, необходимо принять во внимание…
Глаза у делегатов ввалились, спины ссутулились. Уже целую неделю они почти не спали: то работали на строительстве, то обивали пороги министерств, мылись и брились наскоро, кое-как, голоса их охрипли от бесконечных речей на митингах. В это утро они совсем не были склонны к светскому обращению.
Баро прибавил:
— Рабочие прекратили работу. Они ждут вас внизу.
Ла Суре только устало пробормотал:
— Придется сматывать удочки…
Кое-кто из туристов рискнул выглянуть в окно, и все сразу обратились в беспорядочное бегство. Автобусы рванулись с места еще прежде, чем успели захлопнуться дверцы.
10 Жан — Пьер Шаброль 269
Во второй половине дня делегатов пригласили в Министерство реконструкции. Министр примет их лично в присутствии всех депутатов департамента Сена и Уаза.
Полэн теперь тоже работал на стройке. Жако, Морис, Милу, Полэн… Зимняя вьюга выбросила их на этот берег из песка и бетона.
Карниз был готов, оставалось только снять опалубку. Последняя операция. После этого капитальные работы на первом объекте будут окончены.
И вот Полэн трудился вместе со всеми ребятами на разборке опалубки. Жако окликнул его:
— Как поживает малышка?
— Врачи в больнице обещали спасти ей ножки. Только два пальца отнимут: они сильно отморожены…
Он подошел к Жако, опустил глаза и, положив руку ему на плечо, пробормотал:
— Я хотел тебе сказать… словом… сказать вам всем… словом… вы были… вы поступили просто…
— Оставь меня в покое. Ступай лучше работать…
Полэн еще раз посмотрел на Жако и подошел к груде балок. Он взвалил на плечо одну балку, положил сверху три тяжелые доски и, придерживая их головой, выпрямился. Ноша на миг заколебалась. Полэн выровнял ее и крикнул Жако:
— На стройке все же работать лучше, чем копаться в земле. Здоровье себе не портишь! — И направился к лестнице, словно муравей, который потащил целый колос.
Жако пожал плечами и прошептал:
— Ничуть не поумнел, гнет себе спину — и доволен… — И прежде чем снова взяться за работу, крикнул ему ласково вдогонку: — Ну и балда же ты!
Полэн обернулся с восхищенной улыбкой, и доски на его плече описали полукруг.
Каким образом Милу оступился? Никто так и не понял. Каким образом Милу повис в воздухе?.. Трудно представить… Парень работал на конце балки, торчавшей над бездной. На четырнадцатом этаже, на высоте тридцати метров. Он разбирал опалубку карниза, вытянув над головой руки, упершись ногами в балку, на самом краю пропасти.