Гиблое место

— Нельзя мне теперь сырость разводить. Я хочу как-нибудь потом поговорить с тобой о Томасе — какой он был добрый, мужественный. Знал, что не похож на других, а держался молодцом, никогда не жаловался. Сядем вдвоем и поговорим. Не дай бог его забыть. Ведь памятника Томасу не поставят. Будь он знаменитость какая-нибудь — тогда конечно, а Томас просто незаметный паренек, каких много. Ничего выдающегося не совершил, единственное его достоинство — чистая душа. Но мы с тобой и без памятника его не забудем. Он будет жить в наших воспоминаниях, правда?

— Правда.

— И тогда он не умрет… пока живы мы. Но об этом потом, на досуге. А сейчас надо позаботиться, чтобы нас не постигла участь Томаса. Этот мерзавец, наверно, уже подбирается к нам.

— Очень может быть, — согласился Бобби.

Он встал с колен и потянул Джулию за руки. Она тоже поднялась.

У Бобби под темно-коричневой курткой был наплечный ремень с кобурой. Свой ремень Джулия сняла вместе с вельветовой курткой, как только приехала в мотель. Сейчас она снова их надела. Почувствовав, как к левому боку прижалась кобура с револьвером, Джулия приободрилась. Ей не терпелось пустить оружие в ход.

Комната больше не зыбилась перед глазами, слезы высохли.

— Теперь я точно знаю: мечты — это вздор, — объявила она. — Мечтаешь, мечтаешь, а они все равно не сбываются.

— Иногда сбываются.

— Нет. У мамы и папы не сбылась. И у Томаса тоже. Спроси у Клинта и Фелины, сбылась их мечта или нет, — посмотрим, что они тебе ответят. Спроси у родных Джорджа Фарриса. Думаешь, они только и мечтали, как бы погибнуть от руки маньяка?

— Спроси лучше у супругов Фан, — тихо возразил Бобби. — Кто они были? Беженцы, которые пустились в утлых лодчонках по Южно-Китайскому морю. Еды — всего ничего, денег — и того меньше. А теперь у них собственные химчистки. Ремонтируют и перепродают дома, неплохо на этом зарабатывают. Вон каких замечательных детишек растят.

— Рано или поздно жизнь и им поднесет пилюлю, — отрезала Джулия. Ей и самой претила эта безысходная горечь, она чувствовала, что черная пучина отчаяния грозит поглотить ее, но бороться с отчаянием не было сил. — Спроси Парка Хэмпстеда из Эль-Торо, каково ему было, когда он узнал, что у жены рак. Вряд ли они пришли от этого в восторг. А заодно поинтересуйся, много ли радости ему доставила мечта о счастливой жизни с Мэрели Роман. Едва человек оправился после смерти жены, как вдруг — на тебе, появляется душегуб по имени Золт и прости-прощай красивая мечта. Порасспроси бедолаг, прикованных к больничным койкам, — у кого кровоизлияние в мозг, у кого рак. Узнай у тех, кого в пятьдесят лет поразило старческое слабоумие, скоро ли они надеются зажить в свое удовольствие. Спроси у детей, которые из-за мышечной дистрофии передвигаются только в инвалидных колясках; спроси у родителей тех, кого мы видели в интернате Сьело-Виста, действительно ли они мечтали, что у их детей обнаружится болезнь Дауна. Спроси…

Джулия осеклась. Кажется, ее заносит. А сегодня горячность до добра не доведет.

— Ладно, — бросила Джулия. — Пойдем.

— Куда?

— Первым делом отыщем дом этой гадюки, его мамаши. Пошныряем вокруг, разведаем, что там внутри. Глядишь, и осенит.

— Я его уже видел.

— А я нет.

— Что ж, пошли.

Вынув из ящика тумбочки телефонный справочник, где значились телефоны жителей Санта-Барбары, Монтесито, Голеты, Хоуп-Ранч, Эль-Энканто-Хайтс и других окрестных городков, Бобби направился к двери.

— Зачем он тебе? — удивилась Джулия.

— Потом пригодится. В машине объясню. Сеял мелкий дождь. Двигатель «Тойоты» еще не остыл, и в ночной прохладе от забрызганного дождем капота поднимался пар. Издалека донесся короткий раскат грома. Томаса больше нет в живых.

* * *

Смутные образы, подернутые рябью, напоминали отражение на потревоженной глади пруда. Золт снова и снова ощупывал краны, края раковины, зеркало, аптечку, вынимал из нее тюбики и пузырьки. Образы наплывали, но не прояснялись. Где сейчас Дакоты, из них все равно не узнаешь.

Дважды в сознание Золта врывались картины, рисующие отвратительную похоть Дакотов. Непонятно: тюбик с противозачаточной пастой и пачка гигиенических салфеток побывали в руках Джулии уже давно, однако так зарядились психической энергией, что она до сих пор не рассеялась. Золт стал невольным свидетелем гнуснейших блудодейств, наблюдать которые у него не было ни малейшего желания. Он тут же отдернул руки. Его мутило. Ужасное положение: без этих распутников ему нипочем не добраться до Фрэнка, и, чтобы достичь цели, он вынужден окунуться в такую грязь.

Неудача и крепко засевшие в памяти картины распутства довели Золта до белого каления. Именем Божьим он предаст этот дом очистительному пламени. Спалит его. Сожжет дотла. Может, тогда порочные видения перестанут смущать его душу.