Гиблое место

Вообще, совместные «помывки» в последние времена мне удавались. Стоило вспомнить об этом, и тут же нахлынули ностальгические воспоминания. Въяве представилась Аля, которая, очень может быть, так же, как я мыкается сейчас по беспредельной Руси, Алена в Москве.

— …Ты где был, батюшка? — пробился в сознание голос Морозовой.

— Простите, не расслышал?

— Я спрашиваю, где был-то? Так задумался, что ничего не слышишь.

— Вспомнил старое, — неопределенно ответил я.

— Поди, зазнобу? — со скрытой насмешкой поинтересовалась Наталья Георгиевна. — Небось, пока сан не принял, многих девок жалел?

Мне ее странный тон не понравился, и я кратко подтвердил:

— Зазнобу.

— Поди люба, зазноба-то, была, — продолжала любопытствовать Морозова.

Я посмотрел на молодую женщину. Она продолжала играть с дочерью, на меня не глядела, но было понятно, то, что в ее присутствии я вспоминаю другую, ее задевает. Нравлюсь ли я ей, и почему она так ревностно выполнила волю покойного мужа — рискнула бежать со мной в неизвестность, я не знал и не понимал. Однако, то, что она ревнует, было заметно, как говорится, невооруженным глазом.

Наталья Георгиевна смотрела на меня ждущими, требовательными глазами. Врать мне не хотелось, как и говорить ей о своих чувствах к другой женщине. Такое всегда если не бестактно, то глупо, потому я только неопределенно пожал плечами и задал вымученный вопрос:

— Вы сыты?

Морозова, не сразу поняла, что я спросил, рассеяно кивнула:

— Не хлебом единым жив человек.

Библейская фраза в таком контексте выглядела немного двусмысленно, но я сделал вид, что не обратил на скрытый намек внимания. В это время около избы послышался шум и чьи-то громкие голоса. Я отогнул полупрозрачную кожу, закрывавшую крохотное окошечко, и выглянул в щель. Невиданные, если верить Ульяне, здесь казаки спешивались со своих низкорослых лошадок прямо перед нашими окном. На виду их было четверо, но по тому, как они перекликались с товарищами, их было гораздо больше. Вот уж действительно — картина Репина «Не ждали»!

Я совершенно растерялся. Спрятаться в избе, в которой не было даже нормальной печи, а только лавки вдоль стен и очаг посередине комнаты, было негде. Бежать, соответственно, некуда. Оставалось принять бой. Хотя в лучшем случае, мне удастся заколоть только первого, кто войдет в комнату, а потом нас просто отсюда выкурят или того проще — спалят заживо.

— Казаки! Прячьтесь под лавки! — крикнул я Морозовой и бросился за своим ятаганом, который вчера оставил у входа.

Между тем голоса во дворе стали слышны отчетливей, и я разобрал, о чем идет речь. Казаки прочесывали деревню в поисках чужака. В ином я не сомневался, как и в том, кого они ищут.

— Садитесь по лавкам, — торопливо сказал я Наталье Георгиевне, которая стояла у стены, ничего не предпринимая. — Скажете, что вы местные.

В избе было полутемно. Маленькие оконца, затянутые кожей, почти не пропускали свет, и разглядеть здесь что-нибудь после яркого дня будет невозможно. Может быть, и обойдется…

В этот момент дверь широко распахнулась, я отвел руку с эфесом ятагана к плечу, готовясь заколоть первого же нападающего, но в помещение влетела одна Ульяна.

— Гривовы баню подтопили, можно мыться! — с порога закричала она.

— Какая баня! — прошептал я. — Там казаки!

— Да, Бог с ними, — легкомысленно, в полный голос ответила девчонка. — Они вас не увидят.

— Как это не увидят, они же у тебя во дворе!

— Так я им глаза отвела! — с удовольствием похвасталась отроковица. — Они сейчас как слепые котята!

— Ты это серьезно? — только и успел задать я риторический вопрос, как в избу ввалились двое казаков с шашками наголо.

Я попятился от двери, не зная, что делать. Один из вошедших подошел к оконцу и бесцеремонно сорвал с него кожу. Сразу сделалось светло.

— Поп высокий, без клобука, в рваном стихире?.. — продолжил он начатую, видимо, еще снаружи фразу.

— Никого здесь не было, дяденька, — ответила Ульяна. — У нас и церкви своей нет, откуда батюшке взяться!

Казаки мельком осмотрели пустую избу и, заглянув под лавки, вышли наружу. Нас они как будто не видели.

— Я вам чистое исподнее батюшки и матушки дам, а деткам и так хорошо.

Ульяна достала из неказистого сундучка домотканое холщовое белье и передала его Наталье Георгиевне.

— Веники и щелок я уже в баню отнесла, — сообщила она. — Можете идти мыться.

— Там же казаки! — возразил я, выглядывая в оконца.

Человек двадцать конных казаков шныряли по деревне, проверяя все избы. Теперь они отошли к центру, но были достаточно близко, чтобы нас увидеть.

— Они ничего, они не заметят, — обнадежила нас отроковица. — Идите спокойно.

Мы так и сделали, вышли из избы и задами отправились вслед за Ульянкой в соседнее подворье. Земля еще не просохла, травка только начала пробиваться на прогретых кочках, и деревня выглядела голой и неприютной. С соседского огорода казаков видно не было, только что изредка долетали до нас женские крики. Вероятно, станичники совмещали приятное с полезным — искали меня и заодно помаленьку грабили местное население.