Гиблое место

— Ну, если только ты велишь, — мало что поняв, уважительно сказал староста, окончательно признавая меня за начальника. — А с бабами что делать?

— Пусть идут наверх, я с ними поговорю.

То, что выделывал с несчастными женщинами извращенец, меня не интересовало, однако нужно было решить, что с ними делать дальше. Наложницы, повинуясь команде старосты, двинулись вслед за мной. Я нашел горенку с несколькими лавками, попросил женщин сесть, а сам остался стоять у окна. Теперь при нормальном освещении и спокойном состоянии мне удалось их рассмотреть. Вкус у Меченого был значительно лучше, чем можно было судить по его изыскам в архитектуре и дизайне. Все девушки были молоды и красивы.

— Ты как сюда попала? — спросил я кареглазую красотку с тонкими чертами лица.

— Тятя продал, — просто ответила она. — Кормиться было нечем, всему семейству погибель.

— А ты? — спросил я следующую красавицу с густыми льняными кудрями, еще всклоченными после недавней ритуальной скорби.

— Меня в холопки силой увезли от родных родителей. Боярин сказывал — за батюшкины долги.

— Понятно. Тебя тоже продали? — обратился я к очередной девушке.

— Нет, меня боярин у татар выменял. Они тятю зарезали, а нас всем семейством, с мамкой и братиками, в рабство гнали.

— Что же мне с вами делать? — задал я риторический вопрос.

— Оставь нас при себе, боярин-батюшка, — подсказала выход кареглазая девушка, — мы всему обучены, что скажешь, то и сделаем. И в цепях можем, и под поркой. Боярин покойный ко всему приучил.

— Не могу, милая, — почти извиняясь, сказал я, — мне держать гарем не по обычаю. Может, вам к родителям вернуться, у кого они есть?

— Куда ж нам возвращаться, коли мы порченые, — вступила в разговор до сих пор молчавшая девушка с полным, круглым лицом и чувственными губами. — Нас родители назад не примут, и никто замуж не возьмет. Нам одно остается, камень на шею и в воду.

— Ваша-то в чем вина? Вы же не сами сюда пришли, а насильно!

— А нас и слушать не станут…

Все пригорюнились, включая меня. Как обычно бывает, крайними всегда почему-то оказываются не палачи, а жертвы. Я действительно не знал, что делать с бедолагами. Решив, что, в крайнем случае, отдам их под надзор и опеку Натальи Георгиевны, я окончательное решение отложил на следующий день.

— Ладно, утро вечера мудренее. Похороним вашего губителя, может быть, что-нибудь и придумаем. Пока идите к себе.

— А выходить нам на вольный воздух можно или в светелках сидеть? — задала вопрос полнолицая.

— Можно, конечно, может, женихов себе приищите, а я за приданым не постою, — пошутил я.

— А новенькую отпереть? — опять спросила та же одалиска.

— Какую новенькую? — не понял я.

— Ту, что в тереме запертая сидит.

— Господи, еще одна на мою голову, — подумал я, а вслух сказал: — Конечно, выпустите.

— Боязно туда идти, да нам самим и дверей не открыть — произнесла девушка, почему-то смутилась и покраснела.

— Пошли, покажете, где ее заперли.

Вся стайка жертв мужской сексуальной агрессии суетливо бросилась показывать темницу очередной мученицы, а я, чувствуя себя товарищем Суховым из фильма «Белое солнце пустыни», пошел следом за своим новоявленным гаремом. «Темница» или, вернее, «светлица» находилась в одной из дурацких башенок на самом верху дома. Дверь оказалась запертой тем же самым способом, что и в спальню. Я потянул веревку, вытянул тайный штырь и, пригнувшись, вошел в тесную коморку с узким стрельчатым окном. Лица женщины, которая встала навстречу, против света было не разглядеть.

— Здравствуй, милая! — как можно доброжелательнее сказал я.

— Здравствуй, Алеша, — тихим голосом ответила женщина и сделала маленький шажок в мою сторону.

В груди у меня похолодело, и разом стали ватными ноги.

— Аля! — только и смог произнести я. — Алечка!

Потом меня словно бросило вперед, и я сжал ее в объятиях. Жена вздрогнула, на какой-то миг у нее напряглись плечи, но тут же расслабились, и она прижалась ко мне.

— Аля, Аля! — бессмысленно повторял я в те моменты, когда отрывал губы от любимого лица. — Неужели это ты!

В дверях толпились взволнованные одалиски, жадно следили за нами, переговаривались, но все это было неважно, воспринималось краем сознания. Главное было то, что я все-таки нашел ее, что, наконец, мы вместе.

— Дай я на тебя посмотрю, — попросил я, когда начало проходить состояние шока, и повернул любимую лицом к свету.

С последней нашей встречи Аля совсем не изменилась. То же тонкое личико и тени под глазами.

— Ты такая же, совсем не изменилась.

— Да, да, — шептала она, — наконец мы встретились.

— Это моя жена, — зачем-то сказал я толпящимся в дверях девушкам. Потом спросил у Али: — Как ты сюда попала?

— Это неважно, — ответила она, — главное, что мы встретились…

Разговаривать и тем более целоваться при таком стечении народа было неловко. Глаза зрительниц горели как фонарики. Я слегка отстранился от жены, спросил:

— Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо. У меня все хорошо, как ты?

— Спасибо, нормально.

Разговор явно не ладился. Может быть, оттого, что все произошло так неожиданно. Нужно было о чем-то говорить, чтобы прикрыть неловкость:

— Как сын?