Ковачев был из тех людей, что каждую ночь по нескольку раз видят сны. Сколько он помнил, видения его были всегда остросюжетны. Более того, почти каждую ночь, точнее около часу пополуночи, снился ему какой-нибудь кошмар. Или он ведет автомобиль, а шоссе начинает круто уходить вниз, настолько круто, что уже не затормозишь, и за мгновение до того, как рухнуть в пропасть, он просыпался. Или он в каком-то огромном, почти незнакомом городе, похожем на Париж, или в новом районе его любимой Москвы заблудился, пытаясь найти дорогу к аэродрому, и самолет улетает без него. Или ему предстоит выпускной экзамен, а он ничего не знает, абсолютно не готов, и лишь за долю секунды перед пробуждением от пережитого страха он с облегчением осознает, что давно уже получил высшее образование...
Сегодня он стоял на краю небольшой, нависшей над водою деревянной пристани, а жена его с двумя детьми носилась в лодчонке без весел далеко в море и звала: «Асен! Асен!» А волны били в пристань, угрожающе раскачивали осклизлые доски. Будто прикованный к этим хлопающим доскам, он и шагу не мог ступить, чтобы прийти семье на помощь. И неслось над морем встревоженное: «Асен! Асен!»
Ковачев проснулся, но не сразу понял, что находится в гостиничном номере. Первое, что он почувствовал, — радость, ибо избавился от кошмара. Вслед за тем он не на шутку рассердился, когда понял, что его разбудили. Включив настольную лампу, он с некоторым облегчением отметил, что было всего лишь полдвенадцатого. Телефон снова зазвонил. Дежурный окружного управления попросил спуститься вниз и подождать оперативную.
Через несколько минут он уже был внизу, перед входом в гостиницу и курил сигарету. Ночь была прохладной, с моря поддувал ветерок, и он с удовольствием застегнул плащ, который предусмотрительно взял с собою. Судя по всему, случилось нечто важное.
Не успел он докурить сигарету, как подкатила черная «Волга», он сел рядом с шофером, а Петев немедленно доложил сзади над ухом:
— Только что сообщили, что Маклоренс погиб в автомобильной катастрофе на шоссе, ведущем к Балчику. Его машина съехала с шоссе и разбилась где-то недалеко от пионерского лагеря.
— Кто доложил?
— Служба наблюдения.
— Маклоренс был один в машине? Кто-нибудь еще пострадал?
— Больше ничего не известно.
Шофер мчался с такой скоростью, что Ковачев всерьез начал думать об опасности последовать за Маклоренсом. Время от времени навстречу им проносились с шумом машины, возвращавшиеся в Варну или на Золотые пески. Судя по тому, как они вписывались в повороты и не переключали дальний свет, можно было предположить, что большинство шоферов предпочли бы в эту ночь не встречаться с автоинспекторами.
На одном из поворотов, где шины снова зловеще запищали, Ковачев увидел вдалеке, как кто-то вроде бы размахивал огнем. Шофер сбавил скорость, и за следующим поворотом показался крупный мужчина с электрическим фонарем в руке, а рядом стояли машина ГАИ, санитарная машина и темная «Волга». Ковачев выскочил и сразу был ослеплен, но мужчина тут же перевел луч на землю и представился:
— Бай[1] Драган, сторож пионерского лагеря. Вы, кажется, из милиции. Другие ваши внизу. Следуйте за мною, я знаю дорогу меж камней.
Строителям шоссе пришлось здесь рассечь скалистый холм, и лишние камни так и остались на склоне. Тропинки не было, и в ночной тьме, хотя и рассекаемой фонарем бая Драгана, они все же с большим трудом сумели попасть на травянистую поляну, где теперь покоился «плимут».
Собравшиеся представились: врач курортной поликлиники Миладинов, установивший факт смерти, капитан Савов из ГАИ и два эксперта, которые закончили осмотр, фотографирование и зарисовку места происшествия, а также один работник службы наблюдения. Каждый из них дело свое уже сделал и теперь ждал указаний «начальства из Софии».
Ковачев отозвал в сторону оперативника. Тот доложил:
— Точная картина не ясна. Мы следовали сзади метрах в трехстах-четырехстах. А он погиб именно на повороте, вне пределов видимости. Какой-то шум мы, правда, услышали, но не придали значения. А когда вылетели на открытое место и увидели, что он исчез, решили возвратиться. Отъехали почти на километр. И тут его обнаружили. По огням внизу и по... проломанному парапету.
Ковачев поинтересовался, кто сообщил о происшествии. Оказалось, что первым все же позвонил в милицию не оперативник, а сторож пионерского лагеря. Сейчас и он ожидал своей очереди, смущенный вниманием, но гордый своей ролью бдительного помощника. Рядом с ним неразлучной тенью маячил сухонький старикашка.
— Вот кто видел воочию происшествие, — представил старичка капитан Савов.
— Да ну... никто его не видел, товарищ капитан.
— Не видели, так хотя бы слышали, правда?
— А как же, слышали. Сидим мы как раз, стало быть, в кухне, в картишки перекидываемся, а тут что-то как заскрежещет. Загромыхало, значит, потом удар... и еще разок ударило.
— Когда это произошло?
— Да как вам сказать, товарищ капитан, не догадались мы на часы-то поглядеть. Однако время-то достаточно прошло после вечерней поверки. За одиннадцать наверняка перевалило...