Лева преодолел упавший стеллаж, перешагнул через несколько искореженных и погнутых конструкций и вышел к тому месту, где по словам Авдотьева стоял автопогрузчик и лежала Кротова. Не было ни того ни другой. Небольшая лужица вытекшего масла свидетельствовала о том, что погрузчик действительно стоял здесь не так давно, но теперь его не было. Нилепин на всякий случай повертелся вокруг, заглянул в разные места, осмотрелся и удовлетворившись тем, что никому помогать не придется и что Люба Кротова пришла в себя без постороннего вмешательства, решил дойти до тела умершего Константина Олеговича. Авдотьев сказал, что тот умер и Нилепин хотел засвидетельствовать это своими глазами. Пройдя несколько метров вдоль помещений – токарки, компрессорной, бытовки и подходя к слесарке, Лева не увидел никакого трупа. Только пятно вонючей кашки, зловонье от которой он приметил еще на подходе к поваленному стеллажу.
«Замечательно! Ни одного тела! Значит все встали и ушли! Ну, Коля, ну сказочник! – подумал Нилепин и облегченно выдохнул. – Было бы неплохо, если бы они втроем собрались-бы, пришли сюда и помогли мне. А то мне чего-то совсем худо. Однако осталась Зина, надо идти к ней». Он заглянул в слесарку, где разлетевшимися бобинами пленки были выбиты стеклянные окна и, убедившись, что и в ней никого нет, повернул свои стопы обратно к оставленному в отдалении Коле Авдотьеву. Только кое-что увиденное заставило его скрыться за колонну.
Там, где он оставил старичка дожидаться своего триумфального выхода перед очи мастерицы Любови Романовны стоял само его высокопревосходительство начальник производства Константин Олегович Соломонов. И он был живее всех живых, всем своим крепким видом опровергая авдотьевские росскозни о том, что он лежал на полу насмерть захлебнувшийся рвотными массами. Ничего подобного! Соломонов крепко подпирал стопами длинный прямых ног плоскость бетонного пола, дышал ровно, спину держал прямо и умирать в ближайшее время не собирался. А Авдотьев сидел перед ним на коленях, обнимал его ноги, прижимался к ним небритыми щеками и слезно причитал:
– Свят! Свят! Свят! Ожил! Ожил благодетель наш! Вернулся! Чудо расчудесное! Бога благодарить не устану! Свят! Свят! Воскрес праведный! Воистину воскрес!!! Константин Олегович, отец родной, ожил ты! Радость-то какая!
– Встань, – произнес Соломонов, но пресмыкающийся Авдотьев еще сильнее распластался перед своим воскресшим начальником. Он обнимал его ноги и отказывался подниматься. Нилепин обратил внимание какая между этими двумя людьми существовала физическая разница – один как кучерявый атлант, второй – вонючий обезьяноподобный полуинвалид в потрепанных шоболах. – Да встань же, твою мать! Не умер я, не дождешься!
Соломонов буквально поднял Авдотьева как ребенка, поставил его на ноги, но все равно оставался почти вдвое выше и крепче в плечах. Смотря как старик слезливо ласкается к начальнику производства Лева Нилепин догадался, что Константин Олегович прекрасно знал о том, что в его цехе постоянно прячется приживальщик. Знал, был в курсе и разрешал. Соломонов позволил старичку жить в цеху и за это Коля Авдотьев теперь будет век ему благодарен, поэтому-то он так радуется видеть своего благодетеля живым и здоровым.
– Коля, – говорил Соломонов, обращаясь к заплаканному старику, – Ты где был утром?
– Я-то? Я-то на складе был, подметал… Там пыльно, Константин Олегович, кладовщики совсем не смотрят.
– Значит в цеху тебя не было?
– Не было, Константин Олегович.
– А видел ли ты Оксану Альбер? – продолжал допрос начальник производства.
– Не видел, Константин Олегович. Врать не стану – не видел. Я и вас-то увидел, когда вы вон там лежали… А когда вы сюда пришли, я тоже не видел.
– Допустим, – как-то задумчиво согласился Соломонов, – А вот скажи-ка, кого ты видел сегодня?
– Кого я видел? – замялся Авдотьев.
– Да, перечисли всех. И не утаивай ни одного. Прежде всего меня интересует личность в синем полукомбинезоне с логотипом фирмы по ремонту и установке вентиляционных систем. Видел такого?
– Дайте вспомнить… Нет не упомню такого.
– Ты что, мать твою, перечислял в памяти всех кого ты сегодня видел?
– Так точно, Константин Олегович.
– То-есть ты многих видел? Говори – кого! Кто, мать их, сейчас в цеху!
Авдотьев вытер нос и зашамкал беззубым ртом. Нилепин знал, что Авдотьев не станет скрывать перед своим богоравным шефом ничего из того, что произошло с ним в цеху и, естественно, будет прав. Почему он должен скрывать что-то, тем более, что фабрику захлестнула волна насилия и второй человек после генерального обязан знать все? И конечно Николай Ильич расскажет о Леве Нилепине, у него просто не было ни одной причины держать рот на замке. Соломонов нахмурив брови, прислушался к причитаниям Авдотьева, а Нилепин продолжал прятаться за колонной.
Только Коля приступил к перечислению, начав с кочегара Аркадьича и охранника Пети Эорнидяна, как у Константина Олеговича заиграл мобильный телефон. Прервав монолог, мужчина приложил трубку к уху: