Гид по чаю и завтрашнему дню

Мое тело с лихвой поплатилось за это безумие. Я помню, как у меня болело все. Как ткань серо-белого одеяла царапала каждый кричащий от боли мускул и обожженную солнцем кожу.

– Más[16], – сказала Пилар той ночью, протягивая сотую ложку caldo de pollo[17]. Я приготовила целую кастрюлю волшебного куриного бульона по бабушкиному рецепту. В совокупности с щедрым слоем Vivaporú[18] он мог вылечить любую болезнь. – Я сказала «еще», Лайла, – бросила она, покачав головой и поджав губы.

– Хватит, – сказала я. В моем черепе словно кто-то играл на барабанах.

Пили надулась и со звоном поставила миску на прикроватную тумбочку. Эта студентка экономического действовала, как военная медсестра, мужественно и твердо. Она снова принялась оказывать мне первую помощь.

Ее руки втирали новую порцию прохладного «Викса» в мои икры. Я поморщилась, когда она снова потянулась к баночке с мазью.

– Так тебе и надо. – Она мазала пятки и пальцы; кожа слезала с них лоскутами. – Если больше не сможешь носить свои красные босоножки на каблуках, сама будешь виновата, hermana[19].

Да, я сама виновата. Вот что бывает, когда пробегаешь больше двадцати миль за пять с лишним часов и чуть ли не ползешь в конце. Стоило начать, и я не могла остановиться. И мне просто было плевать на последствия.

Пилар суетилась вокруг меня: взбивала подушки, доливала воды в стакан, периодически высовывала голову в коридор, чтобы посмотреть, где родители. Она бормотала по-испански:

– Глупая девчонка. Бестолковая, безрассудная и эгоистичная. Что, если бы я тебя не нашла? Что тогда? Господи, Лайла.

Вот что я слышала.

Вот что я видела.

Мами и папи теснились у порога моей комнаты со своим судебным приговором. Папи опустил голову, демонстрируя черные с сединой волосы и залысину размером с четвертак.

Мами сжимала в руках пачку салфеток.

– Мы только что говорили по телефону с Каталиной и Спенсером.

Ее слова прозвучали быстро и резко: «Англия. Лето в “Сове и вороне”. Остынь. Отдохни».

В конце мами расплакалась, а в моей груди образовалась зияющая дыра.

– Англия? Вы шутите?

Папи сделал шаг вперед.

– Это для твоего же блага. Тебе и так пришлось нелегко весной, а теперь еще и Стефани уехала.

Им просто нужно было оставить меня в покое. Я бы сама со всем справилась.

Мами откинула черные волосы с лица.

– Думаешь, мы не видим, как ты уже несколько недель плачешь по углам? Ходишь, ссутулившись, и чуть ли не натыкаешься на стены? Папи видел, как ты рыдала в кладовке в пекарне. Сидела там одна, совсем замерзла. Это ненормально, Лайла.

Но для меня это было более чем нормально. Я помню сладостное облегчение от полного оцепенения, которое охлаждало жгучую нехватку бабушкиных поцелуев в лоб. И Андре тоже. Он обнимал меня так крепко, мы словно были одним целым. Согретая с головы до пят в его объятиях, я чувствовала себя одновременно огромной, как целая планета, и легкой, как перышко. В кладовке я только хотела снова почувствовать это облегчение. Но папи вломился, начал волноваться и слишком остро реагировать.

– Вы не можете отправить меня в Англию. – Не хочу покидать «Ла Палому». Не хочу покидать Майами. Не хочу покидать семью.

– Но соседи. Они говорят о тебе больше, чем обычно. Ты не сможешь поправиться, пока…

Пока что? Пока о моей личной жизни шепчется весь район? Хм, даже не знаю почему. Это продолжалось уже три года. Мне стоило всего лишь урвать Андре, сына солидного конгрессмена роскошного городка Корал-Гейблс. Об Андре писали в местных журналах и газетных статьях. Его модельное лицо мелькало по телевизору вместе с его семьей во время кампаний. Клиенты, соседи и владельцы магазинчиков благословляли наши отношения, считали нашу историю любви умилительной. Четыре года назад я работала на благотворительном мероприятии, устроенном его родителями. Тогда Андре впервые попробовал выпечку с гуавой от Лайлы. Следующие два года он приходил в «Ла Палому» каждую неделю за новой порцией, пока, наконец, не пригласил меня на свидание. Мне было пятнадцать, и я по самые pastelitos[20] влюбилась в сына конгрессмена.

Кубинская сказка в Западном Дейде. Но Андре не увез меня в замок.

Родители посмотрели на Пилар, практически отвернувшись от меня.

– Елена из свадебного салона «Дейдленд» заходила на прошлой неделе в «Ла Палому», – сообщила мами, глотая слезы. – Говорит, сотрудники и некоторые из постоянных клиентов устроили пари. Они делали ставки на то, когда Лайла придет выбирать свое vestido de boda.

Свадебное платье? Серьезно? Мою кровь словно пропустили через пламя.

– Мами! Ты себя слышишь?

Она только что вскрыла меня и размазала предыдущие три месяца по моей комнате, прямо поверх слоя бледно-синей краски.

– Но это правда, – сказала мами. – И мне так жаль.

– Теперь ходят другие слухи. – Папи посмотрел на Пили. – Почему Андре с ней расстался? Как Стефани могла оставить лучшую подругу, ничего ей не сказав? Ужасно. Люди говорят об этом на складах, в продуктовых магазинах, у газетных прилавков.