Гидеон из Девятого дома

– Значит, история о Протесилае и Седьмом доме была ложью, – сказал он.

– Ты плохо слушаешь. Я ни разу не солгала. Я сказала, что это все гипотетически, и вы все согласились.

– Софистика.

– А надо было слушать внимательнее. Но я не лгала. Я из Седьмого дома… произошел несчастный случай. Так или иначе, мы с ней поговорили. Она оказалась очень милой малышкой. Мне очень хотелось что-нибудь для нее сделать. Между прочим, я очень долго ее поддерживала… пока кто-то не забрал моего рыцаря. Тогда мне пришлось от нее избавиться, и побыстрее. Единственным вариантом стала печь. Не смотри так на меня. Я не чудовище. Септимус умерла до посадки шаттла. Она страшно страдала.

После очень долгой паузы Паламед снова заговорил. Голос его ничего не выражал:

– Хорошо, это уже что-то. Полагаю, теперь наша очередь?

– Да, но ничего личного в этом нет, – объяснила женщина, – вы ни при чем. Я знала, что, если разрушу все эти планы на ликторов, убью наследников и рыцарей остальных восьми Домов, я верну его в систему. Но надо было сделать это достаточно ловко, чтобы он не привел с собой оставшиеся руки. Если бы я прибыла в полной силе, он объявил бы военное положение и отправил бы ликторов сделать всю грязную работу, как обычно. Так он создает для себя ощущение… полубезопасности, я бы сказала. А он даже не явился в систему Доминика. Сидит где-то вдали, пытается разобраться, что происходит… а он нужен мне здесь. Я обеспечила Царю неумирающему, первому Владыке мертвых, Воскресителю, моему господину и повелителю, места в первом ряду. Он мог бы смотреть, как я уничтожаю его Дома один за другим и выясняю, сколько должно погибнуть, прежде чем он дрогнет и явится, прежде чем он увидит, что происходит, когда я зову… и мне не придется ничего делать тогда. Будет слишком поздно.

Снова пауза.

– Почему ликтор императора ненавидит его?

– Ненавидит? – Голос девушки, которую Гидеон знала под именем Дульсинеи, зазвенел как струна. – Ненавидит? Я любила его десять тысяч лет. Мы все любили его, все до единого. Мы почитали его как царя, как бога, как брата.

Дальше она заговорила тише, и голос ее стал очень старым:

– Я не знаю, зачем рассказываю тебе все это. Ты живешь на свете меньше мгновения, а я прожила столько, что жизнь перестала иметь какое-либо значение. Благодари свою счастливую звезду за то, что никто из вас не стал ликтором, Паламед Секстус. Это не жизнь и не смерть, это существование между ними, и никто не смеет просить принять такую судьбу. Даже он. Особенно он.

– Я бы не поступил так с Камиллой.

– Значит, ты знаешь, как это происходит. Какой умный мальчик! Я знала, что вы рано или поздно все выясните. Я тоже не хотела этого делать. Совсем не хотела. Но я умирала… Лавди… так звали моего рыцаря… мы с ней решили, что это позволит мне жить. Но вместо этого я продолжила умирать. Все это время. Нет, ты не стал бы этого делать, и это мудро с твоей стороны. Нельзя так поступать с чужой душой. Учитель почти помешался. Ты знаешь, что мы с ним сделали? Я говорю «мы», но это был не мой проект… Он был воплощением священного ужаса. Вини в этом свой собственный Дом! Я бесконечно благодарна дурехам из Второго дома, которые убили его и позвали на помощь. Только он меня и пугал здесь. Он не смог бы меня остановить, но мог бы все запутать.

– Почему Учитель тебя не узнал?

– Может, и узнал. – Судя по голосу, женщина улыбалась. – Откуда нам знать, что думала эта мешанина душ?

После очередной паузы она сказала:

– Ты воспринимаешь все куда разумнее, чем я предполагала. Когда ты молод, то действуешь в тот же миг, когда что-то приходит тебе в голову. А я, например, обдумывала эту идею последние триста лет. Но я предполагала, что ты сделаешь какую-нибудь глупость, узнав, что она мертва.

– Я не стал бы делать глупостей, – легко сказал Паламед, – я принял решение убить тебя, как только узнал, что ее уже не спасти. Вот и все.

Она рассмеялась, и смех ее был колючим и холодным, как лед. Потом закашлялась, сильно и страшно, но все равно продолжала смеяться, будто кашель ее совершенно не волновал.

– Не… не…

– Мне просто нужно было время. Чтобы сделать все достаточно медленно, чтобы ты не заметила. Чтобы ты продолжала говорить.

Она снова рассмеялась и снова зашлась булькающим кашлем. Потом смеяться уже не стала. Спросила:

– Юный Страж Шестого дома, что ты сделал?