Гидеон из Девятого дома

– Ты же знаешь, что мне насрать на Запертую гробницу? Меня только ты интересуешь, – торопливо, несчастным голосом заговорила она. Она сама не знала, что пытается сказать, знала только, что это надо сказать сейчас. С жутким воющим звуком щупальце снова обрушилось на их убежище. Хрясь!

– Я не знаю, что там делать. Это же просто я. Без тебя я не справлюсь. Я даже не настоящий первый рыцарь и никогда бы не смогла им стать.

Хрясь, хрясь, хрясь. Трещина снова открылась под этими ударами, внутрь проникли лучи солнца, осколки костей осыпались серой пылью. Купол держался, но Гидеон не было до этого дела. Тварь была где-то далеко, купол был где-то далеко. Даже Камилла, которая вежливо отвернулась, чтобы внимательно осмотреть противоположную стену, была очень далеко.

Остались только она и Харроу, ее кислое, скуластое, глупое личико. Харроу засмеялась. Гидеон первый раз слышала, чтобы она смеялась по-настоящему. Смех вышел довольно слабый и усталый.

– Гидеон из Девятого дома, первый цветок дома моего, – хрипло сказала она, – ты лучший из рыцарей, когда-либо рожденных. Ты – наша победа. Ты лучшая из нас. Для меня было честью стать твоим некромантом.

Этого хватило. Гидеон из Девятого дома встала так резко, что чуть не треснулась головой о костяной щит. Руку обдало огнем, но Гидеон не обратила на это внимания. Гидеон ходила взад и вперед – Харроу смотрела на нее со слабеньким интересом – и изучала крошечное пространство, в котором они оказались. Сухие листья. Потрескавшиеся камни. Камилла. Камилла посмотрела на нее, но Гидеон уже прошла мимо. Так поступить с Камиллой она не могла. Мелкий серый костяной порошок. Железные шипы решетки.

– А, к черту, – сказала она, – я нас отсюда вытащу.

– Сито…

Она похромала по пыльным клумбам. Хрясь. Хрясь. Хрясь. Времени было мало, но ей требовался только один шанс. Она выпуталась из черной рясы и в порыве паники подумала, не снять ли рубашку, но решила обойтись. Стянула перчатки с мокрых красных ладоней. Зачем-то закатала рукава: наверное, чтобы занять чем-то дрожащие руки. Она старалась говорить как можно спокойнее. В каком-то смысле она действительно успокоилась. Да она никогда в жизни не была такой спокойной.

– Ладно, – сказала она, – теперь я понимаю. Я все окончательно и полностью поняла.

Харроу, приподнявшись на локтях, следила за ней черными, беззвездными, но нежными глазами.

– Нав, – сказала она самым кротким тоном на ее памяти, – я больше не могу держать стену.

Хрясь! Хрясь! Хрясь!

– Я не знаю, как ты ее и сейчас-то держишь, – ответила Гидеон и двинулась назад. Посмотрела, к чему она идет, снова посмотрела на некромантку. Та со свистом втягивала воздух и смотрела на нее с обычной для себя снисходительной жалостью, как будто Гидеон наконец утратила остатки разума и могла в любой момент обмочиться. Камилла смотрела на нее без всякого выражения. Камилла из Шестого дома идиоткой не была.

– Харроу, – сказала Гидеон, – я не смогу сдержать свое обещание, потому что меня интересуешь только ты. Ты поняла? Для этого и нужны рыцари. Без тебя меня не будет. Одна плоть, один конец.

Тень подозрения промелькнула на лице некромантки.

– Нав, что ты делаешь?

– Самую жестокую вещь, которую кто-либо с тобой делал за всю твою жизнь. Ты поймешь, что надо сделать. А если не сделаешь, то мой поступок никому не принесет никакой пользы.

Гидеон развернулась и прищурилась, прикидывая угол. Оценила дистанцию. Взгляд назад стал бы худшим поступком во вселенной, так что оборачиваться она не стала. Вдруг ей показалось, что она, четырехлетняя, снова стоит перед дверями Дрербура и ревет. Ее страх и ненависть ушли. Дрербур был пуст. Никакого Крукса. Никаких богом проклятых пратетушек. Никаких беспокойных тел, чужаков в саркофагах, мертвых родителей. Она сама стала Дрербуром. Она – Гидеон Нав, а Нав – имя Девятых. Она впитала тлетворное, тихое, гнилое безумие этого места и открыла ему свои двери. Руки ее больше не дрожали.

Хрясь. Хрясь. Хрясь.

Купол накренился и заскрипел. От него отваливались огромные куски, впуская внутрь столбы света. Она ощутила движение за спиной, но она была быстрее.

– За Девятый дом, – сказала Гидеон.

И упала вперед, прямо на железные шипы.

Акт пятый

37

– Ладно, – сказала Гидеон, – ладно. Вставай.

Харрохак Нонагесимус встала.

– Отлично! – сказала ее рыцарь. – Кстати, можно уже переставать реветь. А теперь для начала проверь, не собирается ли кто заморозить Камиллу. Хочу заметить, что я не подписывалась на посмертный вестник ботана от Паламеда Секстуса.

– Гидеон, – провыла Харроу бессвязно, – Гидеон!

– Нет времени, – отмахнулась Гидеон. Горячий ветер обдувал их обеих и сдувал волосы Харроу прямо ей в лицо, – воздушная тревога.

Щит вздохнул, дрогнул и наконец рухнул. Древняя ликторская тварь бросилась вперед, безмозглая и торжествующая. Харроу увидела ее во всей красе: ноздреватая масса регенерирующего пепла и множество зубов. Если раньше она двигалась с убийственной скоростью, то теперь словно плыла в густом сиропе. Она расплывалась по краям, но держала наготове сотню белых копий.

– Убей ее, – велела Гидеон.