– И прекрати всю эту хрень насчет сумеречной принцессы, – добавила Харроу, – вдруг мне понравится. Помогать мне будет очень скучно, Нав. Мне нужно терпение. Мне нужна покорность. Ты должна вести себя так, будто демонстрировать свою верность – твое новое любимое хобби, пусть мы обе знаем, что это полная херь.
У Гидеон от радости слегка закружилась голова. Она закинула ногу на ногу, по-прежнему сидя на тумбочке, и приняла гордую позу.
– Да брось, неужели все так плохо.
Губы Харроу изогнулись. Показались зубы с розоватыми пятнами крови. Она снова улыбнулась – чуть медленнее, чем раньше, но так же жутко и странно.
– Там внизу покоятся все прегрешения некромантов, – сказала она нараспев, как читающий стихи ребенок, – неслышный вой десятков тысяч миллионов голодных призраков, которые каждый твой шаг считают скверной. Даже разорвав тебя на куски, они не будут довольны. Пространство за этой дверью населено духами, которых я не знаю, и ты не способна их понять. Они могут жестоко убить тебя, а могут просто лишить души.
Гидеон закатила глаза так сильно, что испугалась, как бы зрительный нерв не порвался.
– Прекрати, мы же не в церкви.
– Это не я придумала, Сито. Я повторяю – дословно – то, что мне сказал Учитель.
– Учитель сказал, что там до задницы призраков и можно помереть?
– Именно.
– Сюрприз, моя мрачная владычица. Призраки и возможная смерть – это просто-таки мое второе имя.
14
Слабость Харрохак не сделала ее ни на секундочку приятнее. На следующее утро, в самую рань, против всякой логики и здравого смысла, она заставила Гидеон натянуть рясу и накрасить лицо, как и каждое утро после прибытия в дом Ханаанский: ее совершенно не радовало то, что Гидеон полагала жизненно необходимым (то есть съесть завтрак и украсть обед). Гидеон выиграла спор о завтраке, но не отбила право смотреться в зеркало без отвращения: пришлось намазать черную краску на скулы.
По настоянию Харроу Девятые двигались по тихим коридорам, как шпионы. Много раз некромантка замирала в тени и выжидала добрых пять минут, пока не позволяла им обеим пойти дальше, бесшумно сползти по грязной лестнице в недра Первого дома. По дороге им встретился только один человек. В предрассветных сумерках Харроу и Гидеон вжались в тень под аркой и смотрели, как по пыльному залу, мрачному и тихому, уставленному дряхлыми стульями, бредет человек с книгой в одной руке. Поскольку Гидеон провела всю жизнь в самой черной дыре самой черной планеты в самой черной части системы, она сумела узнать анемичный профиль мерзкой близняшки из Третьего дома, Ианты. Когда та исчезла из виду, Харроу молча выжидала гораздо дольше, чем Гидеон сочла бы необходимым, но потом сделала знак двигаться дальше.
Они добрались до мерзкой дыры с люком без всяких происшествий. Было так темно, что Гидеон пришлось убрать в карман очки, а Харроу – стянуть вуаль. Харроу нетерпеливо дышала носом, пока Гидеон вставляла ключ в замок, и бросилась вниз, как будто за ней гнались. Они спустились по длинной холодной лестнице, и внизу Харроу немного успокоилась.
– Хорошо. – Это было ее первое слово после выхода из комнаты. – Я почти уверена, что мы здесь одни. За мной.
Торопливо нагоняя свою адептку – рапира била по бедру, – Гидеон с интересом отметила, что они движутся по лабиринту коридоров вовсе не в сторону Санитайзера. Они спустились по широкому длинному проходу, освещенному тихо гудевшими электрическими лампочками, миновали несколько поворотов и добрались до двери с надписью «Лаборатория два». Харроу толкнула дверь.
За ней оказался коридорчик со шкаф размером. На стенах висели крючки. На одном из них Гидеон увидела что-то, похожее на уродливый, полураспущенный гобелен, но потом поняла, что это остатки чьей-то брошенной куртки. На двери за куском плексигласа красовался изорванный лист бумаги с выцветшей надписью, сделанной торопливой рукой: «#1–2. ПЕРЕДАЧА/РАЗВЕИВАНИЕ. ЦЕНТР ДАННЫХ».
Над стерильной металлической дверью виднелось хоть что-то нормальное: там висел череп. Когда-то, вероятно, его покрасили в красный, но теперь он побурел. В какой-то момент он лишился челюсти и скалился передними зубами. Харроу суетливо сунула в дверь маленький осколочек фаланги.
Странно это было: пользоваться костяными чарами Нонагесимус, а не противостоять им, но у Гидеон не хватило времени, чтобы получить от этого удовольствие. Харроу открыла дверь и провела Гидеон в другую комнату.